Николай собрался было вежливо отказать, но в лице
переводчика было столько мольбы, что оперативник дрогнул.
– Если будет возможность, я передам ей, что вы просите
связаться с вами, – расплывчато пообещал он.
На другой день Селуянов ворвался к Насте в кабинет с
перекошенным от ярости лицом.
– Ты что же творишь, мерзавка? – чуть не кричал
он. – Глазки мужику строила, слова говорила, а когда он попался – в кусты?
Одинокого инвалида в себя влюбить – невелик фокус! Попользовалась его добрым
отношением в интересах дела и бортанула? Неприлично это, мать. Надо все-таки
думать, что делаешь.
Настя подняла на него усталые после бессонной ночи глаза. Из
ресторана они вернулись в пятом часу утра, и поспать ей удалось всего два часа.
Голова была чумная и словно забита песком.
– Погоди, Коля, не так быстро. Давай все сначала и по
порядку.
– Какой уж тут порядок, – буркнул он, немного
остыв после того, как выпустил первый пар. – Никакого порядка нет. Почему
ты не сказала Соловьеву, что у тебя домашний телефон сменился?
– А почему я должна была ему об этом говорить?
– Да потому, что он влюблен в тебя по уши. И страдает,
между прочим. Звонит тебе день и ночь и не может понять, почему никто трубку не
берет. Сидит в своей «Мечте» один как сыч, к каждому шуму прислушивается, все
надеется, что его ненаглядная Настенька к нему в гости пожалует. Да он чуть не
плакал, когда просил меня помочь связаться с тобой. Ты хоть понимаешь, что
творишь?
– Коля, ты преувеличиваешь, – спокойно ответила
она. – Ты все это сам придумал. И Соловьев тоже все это придумал от скуки
и одиночества.
– А хоть бы и так! – снова взвился
Селуянов. – Хоть бы и придумал. Но ты дала ему повод. Ты дала надежду.
Нельзя играть людьми, даже если это нужно для раскрытия преступления. Неужели
тебе его не жалко?
– Мне? Нет. Не жалко. Взрослый самостоятельный мужчина,
имеет работу, собственный дом и более чем приличный доход. Почему я должна его
жалеть?
– Ася, а тебе не кажется, что ты мелко и гадко мстишь
ему? Я, правда, не знаю, за что, но впечатление такое складывается.
– Нет, Коленька, мне не за что ему мстить. Да, когда-то
у нас был роман. Но он начался четырнадцать лет назад, когда я только еще
заканчивала университет, и двенадцать лет назад закончился. Не могу сказать,
что благополучно, но закончился. Без слез, скандалов и истерик. И никаких
счетов между нами нет и быть не может. И не забывай, милый мой, что после моего
появления в его доме он завел себе любовницу, Марину Собликову. А вот когда
Марины не стало, да еще когда выяснилось, что она любила его исключительно из
корыстных соображений, вот тогда он вспомнил про меня и придумал себе повод
красиво пострадать. Я не считаю, что в этой ситуации я должна его жалеть и
чувствовать себя виноватой.
– И ты можешь дать мне слово, что не делала этого
специально?
– Могу.
– И можешь поклясться, что прячешься от него не из
мести и не из ревности к Собликовой?
– Конечно, могу. – Настя рассмеялась, настолько
чудовищным показалось ей само это предположение. – Коля, ну посмотри на
меня. Я что, произвожу впечатление женщины, способной делать гадости из
ревности? Да я, по-моему, и ревновать-то толком не умею. А за Соловьева не
беспокойся, он не пропадет.
– Но ты все-таки позвони ему, – потребовал
Селуянов. – Он мне может еще понадобиться, не хотелось бы, чтобы он считал
меня необязательным болтуном. Я обещал, что поговорю с тобой.
– Интересно, зачем он тебе может понадобиться?
– Ну как же… Ох, черт, я ж совсем забыл тебе сказать,
эксперты с уверенностью утверждают, что грязь, найденную в квартире Черкасова,
принесли из «Мечты». Там не только бетон, там еще и почва какая-то особенная.
– Конечно, – фыркнула Настя, – что тебе
какие-то пропавшие мальчики, что тебе маньяк-гомосексуалист! Наплевать. Вот
страдания одинокого несчастного инвалида тебе ближе и милее, про них ты помнишь
и устраиваешь мне тут воспитательные сцены.
– Ну ладно, – примирительно сказал Николай, –
не злись. Ну виноват, признаю. Но ты тоже хороша.
После разговора с Соловьевым Коля зашел в несколько
коттеджей, благо вечером почти все жильцы были дома. Посетил он в первую
очередь тех, у кого в семье были люди, остающиеся днем дома. Всех их он
спрашивал, не видели ли они человека, который шатается по улице вдоль
коттеджей, присматриваясь к домам, и вообще не замечали ли они на своей
территории чужаков. О происшествии в коттедже Соловьева знали все, поэтому
расспросы никого не удивили. Легкое недоумение, правда, вызвал сам факт опроса,
потому что со всеми уже подолгу беседовал на эту же тему высокий черноглазый
сотрудник. Высоким черноглазым сотрудником был Миша Доценко, считавшийся
непревзойденным специалистом по работе со свидетелями, которых нужно было
заставить что-нибудь вспомнить и воспроизвести как можно ближе к реальным
событиям. Однако итоги этих опросов оказались малоутешительными. Разумеется, в
«Мечте» появлялись люди, которые там не жили. Гости, врачи, слесари, электрики,
рабочие мусоросборки, почтальоны и прочая публика. На них обращали внимание и
тут же забывали. Никто не смог припомнить, что видел незнакомого человека,
который показался бы явно подозрительным и непонятно что здесь делающим. Может
быть, незнакомые подростки? Знаете ли, их часто используют опытные воры для
предварительной разведки, ведь подросток ни у кого опасений не вызывает. Нет,
подростков тоже не видели.
Всем обитателям коттеджей предъявляли фотографию Черкасова,
но никто его не узнал. Этот человек в «Мечте» никогда не появлялся. Но ведь
откуда-то появилась в его квартире грязь. И ответов могло быть только два: либо
сам Черкасов все-таки здесь бывал, хотя он категорически это отрицает, либо у
него в квартире побывал кто-то, кто либо жил в «Мечте», либо хотя бы раз сюда
приезжал. Причем интервал между посещением коттеджей и жилища Черкасова должен
был быть небольшим. Во всяком случае именно так объяснил эксперт. Грунт с
территории, на которой расположены коттеджи, был преобладающим в представленном
на исследование образце. Так не может быть, если человек побывал в «Мечте»,
потом ходил еще где-то и только потом явился в квартиру Черкасова. Скорее
всего, этот человек сел в машину на территории «Мечты», а вышел из нее на улице
Муранова, возле дома Михаила Ефимовича, и сразу вошел в подъезд.
Ситуация казалась Насте какой-то нелепой. Концы с концами ну
никак не хотели сходиться. Кто этот человек? Если сам Черкасов, то какие у него
причины скрывать, что он бывал в «Мечте»? Причины могут быть самые веские, если
они связаны с пропавшими юношами, но тогда почему его никто никогда не видел
рядом с коттеджами? Вечерами все дома, он не смог бы остаться незамеченным.
Днем – тем более. Ночью? Да, вполне возможно. Где-то рядом с «Мечтой» находится
место, так или иначе связанное с совершением преступлений. Лес? Милиционеры его
прошерстили на совесть. Ни спрятанной в глубине избушки, ни места захоронения
трупов. И потом, если верить эксперту, человек, принесший на своих ботинках
грязь из «Мечты», сел в машину прямо на территории коттеджей. Значит, машина
стояла у всех на виду. Что же получается? Маньяк Черкасов приезжает ночью (о
том, что такое могло произойти днем или вечером, даже речи быть не может),
оставляет машину там, где ее может увидеть любой житель, разбуженный звуком
мотора, уходит куда-то, потом возвращается, садится в машину, заводит двигатель
и отбывает, никем не увиденный и не услышанный? И это в месте, где дома
двух-трехэтажные и до шоссе с идущим транспортом не меньше километра? Чушь.
«Мечта» тем и хороша, что в ней стоит полная, умиротворяющая и благостная
тишина. Не случайно убитая Марина Собликова остановила машину далеко от
коттеджей и оставшуюся часть пути шла пешком. И точно так же, судя по всему,
поступил и неведомый убийца, проникший в дом Соловьева. Выстрелы, которыми были
убиты Коренев и Собликова, слышали все жители. Шума мотора – никто.
