– Ерунда какая! – поморщился Фесс. – Значит, если бы отец Этлау поставил против нас в засаду не матёрых мужиков, а сотню-другую десятилетних мальчиков и девочек, они взяли бы меня голыми руками, а я ещё помогал бы им затягивать узлы потуже? Так, по-твоему, выходит, что ли?
Рысь усмехнулась.
– Детишек ты бы распугал, одан рыцарь. Одним-единственным зомби. Хотя… должна сказать, что мысль здравая. Что ты станешь делать, если инквизиторы пойдут в атаку, прикрываясь заложниками? А у тебя не будет возможности ударить избирательно?
– Что толку в этих разговорах, Рысь? Прикрываясь, не прикрываясь… когда прикроются, тогда и станем думать, – раздражённо отмахнулся некромант. – Не желаю сейчас себе голову этим забивать. Нам бы сейчас до Вечного леса более-менее тихо добраться…
– Тогда послушай моего совета, одан рыцарь, – тихо сказала Рысь. – Давай обогнём деревни. Их не так уж и много осталось. А насчёт еды… потерпим. Что нам, впервой, что ли?
Фесс дёрнул щекой и ничего не сказал. Но, когда на пути среди белых полей зачернели тесовые крыши очередной придорожной деревушки, решительно повернул мертвяков к лесу. Отчего-то проверять слова Рыси практикой ему решительно не хотелось.
Без всяких приключений они миновали посёлок, потом ещё один, потом ещё…
Серый денёк всё тянулся и тянулся, незримое солнце миновало зенит и начало клониться к западному горизонту. Рысь указала рукой на мелькнувший невдалеке замок – в противовес виденным ими раньше этот мог похвастаться и числом, и высотой башен. Стены казались новёхонькими, от них словно только что убрали строительные леса.
– Бреннер, – коротко бросила Рысь. – Это замок Бреннер, одан рыцарь.
Фесс пожал плечами. Ему это название ничего не говорило.
– По слухам, им владел последний некромант, которого Инквизиция сожгла здесь два с половиной века назад. Тогда они ещё только набирали силу, святые братья… впрочем, что я рассказываю одану рыцарю общеизвестное…
– Представь себе, что одан рыцарь ничего об этом не знает, и продолжай, – распорядился Фесс. Встрепенулся и Джайлз, выйдя на время из своего постоянного транса.
– Стоящий во Главе говорил, что это случилось уже после того, как был уничтожен Чародей Ужаса…
Фесс сощурился. Об этой истории Даэнур говорил. О странном маге, что сам собой проник в глубины некромантии, почерпнув её основные законы, по всей видимости, от дуоттов; о том, как этот самый Чародей потом впал в полное зло, построил в северных горах замок и попытался начать править окрестными землями посредством страха и стали; и о том, как двое странных героев, монах и девушка-воин, прорвались в замок и уничтожили его вместе с хозяином – правда, ценой собственной жизни.
[2]
– …Уже после того. Но, говорят, у Чародея были ученики. Или… последователи. Одним словом, говорят, что его знание не пропало. Последним его хранителем был владетель Бреннера. Его звали Сид. Сид Бреннерский, последний барон этого рода. Он достиг немалых высот в чёрном искусстве. Но, увы, возгордился и решил употребить доставшуюся ему силу во зло. Не во имя власти или чего-то ещё – просто во зло. Ему нравилось убивать.
– Ты к чему мне это рассказываешь, страж? – подозрительно осведомился Фесс. – Про Чародея Ужаса я слышал… так, чуть-чуть, краем уха. Но о Бреннере от тебя узнаю впервые. Что ты хочешь этим сказать, Рысь?
– То, что Бреннер погиб, – сухо сказала воительница. – Его убили, одан рыцарь. Несмотря на всё его магическое искусство.
– А какое это имеет отношение к нам? Уже Вечный лес вот-вот покажется! – заметил некромант.
– А такое, одан рыцарь. Бреннера убили после того, как к нему применён был тот самый приём, о котором я говорила. На него послали толпу детишек. Попы заморочили им головы, втолковали, что каждый погибший будет тотчас же взят Спасителем в надзвёздные чертоги…
– И Бреннер дал себя убить? – недоверчиво спросил Фесс.
– Он попытался не дать. Стал убивать. Его застигли в чистом поле, он слишком уж уверовал в свою непобедимость… ну а потом за детишками пошли их родители. Их Бреннер перебил, наверное, половину. Трупами была завалена вся пашня. Но оставшаяся половина всё-таки разорвала Бреннера на мелкие кусочки, хоронить нечего было. Замок потом святые братья себе забрали…
– Так что ж мы тогда прямо к ним в логово лезем?! – не выдержал Фесс. – Предупредить не могла, страж?!
– Тут одна дорога, – невозмутимо парировала воительница.
– Где ж одна?! – рявкнул Фесс. – Вон, полей сколько!
– Полей много, а вход в Вечный лес – один, одан рыцарь…
– Ничего не понимаю!
– Да что ж тут не понимать, одан Фесс? Эльфы не так глупы, чтобы оставить свои владения без защиты. Стрелков за каждым деревом ставить – никакого войска не хватит, а наёмничества, в отличие от нарнийских, Светлые эльфы не признают. Вот и закрывают… чародейством.
Фесс сделал непроницаемое лицо. Никто и никогда не слышал, чтобы Вечный лес обороняла какая-то невозможная магия. Только ордосской академии в годы её наивысшего расцвета удалось сотворить вечно-огненную стену, что перегораживала перешеек в дне пути от города магов…
– Нет, одан рыцарь, там не прозрачные стены, не чудища, не страхи неведомые, – усмехнулась Рысь. – Гораздо проще всё. И сложнее в то же время. За Бреннером – врата. Их оставляли для своих… а от таких, как я, и вовсе не спрячешь. Так что – идём. Напролом сквозь их защиту ломиться, одан рыцарь, – это что-то…
– Так что ж за защита? Ты толком сказать можешь или нет? Тоже мне, страж называется!
– Очень простая защита. Человек, в Вечный лес входя, словно бы перед лицом Вечности оказывается. Чувствует он, что вот-вот умрёт, и в такой мерзости душевной, что и представить себе нельзя. Короче, садится он и тихо впадает в прострацию, такую, что и сказать нельзя. Иные там даже и умирали, случалось. Потому что за охранные знаки добрые люди-то не лезли, те, что договоры чтут. А злодеи – им находилось, что вспомнить.
– И что, действовало? – недоверчиво переспросил Фесс. Что-то ему не верилось в столь гибельную силу несложного, в принципе, заклинания.
– Ещё как, – кивнула Рысь. – Сам всё увидишь, одан рыцарь…
…Замок Бреннер и в самом деле стоял на самом рубеже людских владений и гордого эльфийского королевства. Маленькая речка, даже мельче и уже Кручёной, отделяла собственно Эгест от того, что можно было б поименовать «преддверьем» Вечного леса – густые заросли боярышника, причудливо пробитые во множестве мест тёмно-зелёными можжевеловыми копьями.
И ещё по всему противоположному берегу речки тянулась череда однообразных деревянных знаков, посеревших от времени, где красовался один-единственный символ – выставленная вперёд в жесте отторжения широкая ладонь. «Не входи!»
