Сколько это длилось – Фесс не мог сказать. Он прекратил попытки уйти, спокойно лежал, озираясь по сторонам, надеясь этим усыпить бдительность стражей. Прорываться сквозь возведённые масками преграды – нелёгкое дело, хотелось бы обойтись без всяких помех типа пощёчин или ледяной воды в лицо.
Однако время скользило даже быстрее, чем поток песчинок в стеклянных часах. Голос Этлау резанул, словно удар иззубренной саблей:
– Наверх его.
Злое торжество, звучавшее в голосе инквизитора, не позволило бы ошибиться, даже желай этого сам Фесс. Святые братья отбросили осторожность и колебания. Разрушитель должен быть уничтожен. Тьма испугана, решили они. Значит, пора нанести ещё один удар. И неважно, что уверены не до конца.
«Постойте, подождите! – захотелось крикнуть Фессу. – „Анналы“ лгут! Это просто подделка!.. Остановитесь!..»
– Неужели некромант будет валяться в ногах своих палачей и молить о пощаде? – вдруг холодно произнёс голос Витара Лаэды. – Прими судьбу, как она есть, сын. Не унижайся и не добавляй торжества врагам. Не добавляй ничего к их триумфу.
Фесс глубоко вздохнул. Да, вот уже мерещиться начинает… всякое. Голоса… осталось одно, некромант, попытаться уйти в последний момент, когда вокруг тебя не будет этой кодлы. Тебя наверняка приговорили к сожжению или там к зажариванию – неважно. Главное, рядом с тобой никого не будет. А тогда…
Его долго тащили наверх. Некроманта так и не отцепили от решётки, сняли её вместе с ним. Дюжина носильщиков, дюжины две святых братьев составляли почётный эскорт.
Некроманта выволокли под зимнее небо Арвеста. Во дворе крепости святых братьев его ждала запряжённая двумя парами тяжеловозов здоровенная телега; решётку погрузили на загаженный помост, прикрутили ржавыми цепями к толстым боковинам. Откуда-то возник Этлау, бледный и трясущийся, но, к сожалению, отнюдь не от страха, а от восторга.
– Народ уже собирается. – Зубы инквизитора лязгали, он с трудом мог сдержать себя. – Народ уже знает, что святые братья собираются положить конец Разрушителю. Всё священство собирается почтить своим присутствием твою экстерминацию, некромант. Его святейшество Архипрелат тоже будут. Гордись. Ты уйдешь из жизни красиво, пусть даже и с некоторыми неудобствами. До встречи, некромант, мне ещё представится удовольствие напутствовать тебя в последний раз, а пока мне надо спешить. До скорой встречи! На площади Правосудия… – ухмыльнулся он напоследок.
Тем не менее телега не трогалась довольно долго. Где-то впереди многоголосые хоры гнусавили какие-то гимны. Топали ноги, колонна за колонной, святые братья маршировали прочь с крепостного двора, а откуда-то издали, словно рокот морских валов, накатывался низкий гул толпы. И, судя по этому гулу, на площадь Правосудия собирался по меньшей мере весь Аркин и, разумеется, близлежащие окрестности, если, конечно, успеют.
Улицы Аркина, по которым двигался кортеж, тоже оказались запружены народом. Лежавший на спине Фесс, к сожалению, был толпе прекрасно виден, и гнев её не замедлил последовать. Полетели комья грязного слипшегося снега, осколки льда, какой-то мусор – всё это под аккомпанемент яростного рёва людей. Фесс скосил глаза – цепь копейщиков с трудом удерживала беснующуюся толпу. На миг Фессу даже захотелось, чтобы эта цепь не выдержала – так, по крайней мере, будет быстрее…
Его везли нарочито медленно, в самом хвосте длинной процессии, позади колонн святых братьев, несших всевозможные святые хоругви и реликвии, позади многочисленных монашеских хоров, позади послушников, позади, позади… Словно вся Святая Инквизиция вышла сегодня на улицы Аркина, вышла, чтобы насладиться своей величайшей победой – или, по крайней мере, тем, что они намеревались представить в качестве таковой.
Кортеж двигался медленно, и на лицо Фесса плавно садились снежинки. Он считал их. На сто восемьдесят пятой снежинке телега неожиданно встала, и по наступившей вдруг вокруг жуткой тишине некромант понял – приехали. Площадь Правосудия.
Интерлюдия 18
После схватки в корчме и чудом удавшегося бегства они не жалели больше ни себя, ни коней. Эликсир гномы на самом деле залечил её рану, железный болт вышел, и маленькая чародейка бережно спрятала его – не иначе как рассчитывала использовать в каких-то ритуалах. Не приходилось сомневаться, что дальше на юг все дороги перекрыты не менее плотно, и Безымянная не колеблясь свернула в леса к западу от главного тракта. Не столь, разумеется, дикие, как чащобы на севере Эгеста, рассечённые просеками, подлесными дорогами, испятнанные деревушками лесорубов и так далее и тому подобное, эти леса всё же представлялись лучшей защитой, чем нагой большак, где так легко устроить засаду, и не одну.
Посланница Вейде на вопросы о себе не отвечала ничего. Говорить соглашалась лишь о том, как им предстоит выполнить то, ради чего их свела вместе всемогущая судьба.
– День будем идти за закат, – сказала она своим спутникам. – Потом повернём на юг. Коней придётся… украсть новых. Эти бедняги долго не протянут.
Сани, в которых было так удобно ехать, пришлось давно бросить. По заснеженной чашобе можно было пробираться только верхами, да и то с немалым трудом. Безымянная всё время торопила путников. Сама она в коне не нуждалась и, похоже, вообще не знала, что такое усталость.
– Дерево не устаёт, – коротко ответила она на бестактный вопрос Севера. – Давайте, давайте! Время уходит, того и гляди опоздаем. Я чувствую их страх…
Если бы не эликсиры Эйтери, гномы нипочём не угнались бы за своей спутницей. Та словно знала какие-то особые тропы – во всяком случае, дремучие леса остались позади куда быстрее, чем рассчитывала чародейка. Перед ними открылась пограничная равнина, где в незапамятные времена и был проведён рубеж, отделивший вольный (как казалось тогда) Эгест от оставшегося во власти теократов Аркина.
Рубеж пролёг сплошным, протянувшимся на десятки лиг частоколом. Копать глубокие рвы и отсыпать валы не хватило денег даже у Святого Престола, и потому ограничились одной лишь изгородью, правда, поддерживаемой в относительном порядке. Проходы тщательно охранялись аркинской гвардией. И не приходилось сомневаться, что сейчас эта охрана удесятерена. Однако никакого другого выхода не имелось. Время бесценно; приходилось идти на риск.
Эйтери решительно полезла в сумку – очевидно, в поисках того самого чёрного эликсира с черепом и костями; однако Безымянная только махнула рукой – мол, не старайся. Подошла вплотную к частоколу, вцепилась руками в бревна. Замерла на мгновение – а потом и гнома, и даже Север ощутили мгновенный резкий укол. Магия Безымянной резала, словно острый край льдинки – в тот миг, пока она ещё не растаяла.
Длинные, покрытые корой пальцы рук Безымянной вдруг стали удлиняться, словно растущие веточки, только очень, очень быстро, проникая между бревнами, оплетая их, словно вьюном. Безымянная упёрлась как следует в основание частокола, рванула на себя… и толстенное бревно треснуло, так что верхняя его половина вырвалась из связки, шлёпнувшись на снег за спиной посланницы Вейде. Безымянная тяжело вздохнула, и так же точно расправилась с торчащим из земли комлем. Ещё одного бревна хватило, чтобы через прореху в частоколе мог пройти конь.
