Он сладко потянулся в кресле и посмотрел по сторонам: почему это Сурен запаздывает с отправкой? Назначали выезд на шесть вечера, прошло уже больше четверти часа, а колонна все еще не трогалась. Но это была уже не его забота.
Наконец территорию автосервиса огласила милицейская сирена: это была команда к началу старта. Валька подвинул сиденье ближе к баранке, настроил салонное зеркало под себя и сел поудобнее. Но в это время его внимание привлекла знакомая женская фигурка. Из здания мастерских в ярко-лиловом плаще выскочила Вероника и, остановившись, оглядела колонну машин. Валька переключился на первую и тронул джип с места. По тому, как Вероника внимательно оглядывала каждого водителя, Валька понял, что ищет она именно его. Джип поравнялся с девушкой, и она, угадав за рулем Гонивовка, бросилась к «Паджеро».
Валька двигался в сторону ворот на медленной скорости, и ей не стоило больших усилий, чтобы догнать джип. Она постучала ему в окно:
– Валя, Валек, я тебя искала.
Гонивовк не обращал на нее внимания и, казалось, был сосредоточен на управлении автомобилем.
– Валечка, – продолжала стучать в окно Вероника, – останови, мне тебе нужно что-то сказать. Очень важное…
«Паджеро» совсем медленно подъехал к проходной, и Валька, по-прежнему не обращая внимания на идущую рядом с машиной Веронику, широко улыбнулся и помахал дежурному охраннику. Джип выехал за территорию автосервиса, и вся колонна вдруг остановилась. Вероника, воспользовавшись ситуацией, зашла с другой стороны и открыла дверцу:
– Валя, нам нужно поговорить.
Он хотел крикнуть ей что-то оскорбительное, но в это время колонна вновь тронулась. Валька нажал на сцепление и дернул ручку переключения скоростей. Вероника, не дожидаясь приглашения, запрыгнула в кабину.
– Ну, что тебе еще надо от меня? – не поворачивая головы в ее сторону, спросил Гонивовк. – Все кончено, Вероника. Ты ведь все эти дни неплохо проводила время с Натюрмортом.
Она вдруг разрыдалась:
– Валечка, какая я дура! Все было как сон. Картины, подарки, шампанское и этот самый Натюрморт. Прости меня…
Колонна выехала на рижскую эстакаду, Валька посмотрел на часы и чертыхнулся: конечно, в это время при пересечении проспекта Мира они обязательно угодят в пробку, из которой даже в течение часа было бы проблематично выбраться. А значит, все это время он должен будет слушать исповедь Вероники.
Он не ошибся. За километр до проспекта колонна уперлась в хвост огромной автомобильной очереди. И Вероника начала исповедоваться:
– Он как смерч налетел. Вскружил голову, забросал подарками…
– Самое время, Вероника, выскочить из машины, – перебил он ее.
Она пропустила его слова мимо ушей:
– Но не подарки мне были нужны, Валечка! Как ты не понимаешь! Мне нужно было внимание. Я же женщина! А баба, да будет тебе, деревне, известно, любит внимание и комплименты.
– Можно подумать, что я тебе никогда не дарил подарков и не делал комплиментов, – начал он постепенно втягиваться в разговор.
– Да мы с тобой в последнее время и виделись-то один раз в неделю!
Вероника была права. Валька действительно разрывался на части. Вечером и ночью – работа, днем – институт, а все остальное свободное время он посвящал подготовке диплома. Несколько частей, из которых состоял диплом, выпросил журналист. И заинтересованный в публикации Валька помогал работнику редакции разбираться в своих каракулях. «Нет, – уже сам себя корил Гонивовк, – Вероника права, слишком мало времени я ей уделял». Но он тут же внутренне взрывался: а если бы они были мужем и женой? Так что же, во время его командировок она бы искала утешение на стороне?
– Могу ли я быть уверен, что после нашей свадьбы тебе не станет со мной скучно? – иронически спросил он.
– Это совсем другое, Валя. Я ведь еще до конца не поняла истинных твоих намерений ко мне. Сделаешь ты мне предложение – не сделаешь…
Сопровождающая колонну милицейская машина вовсю крутила мигалкой и оглашала окрестность протяжным воем сирены, требуя уступить дорогу. Но все усилия милиционера были тщетны: от бордюра до бордюра автомобили стояли, плотно прижавшись друг к другу, и никаких объездных путей уже не было. Вероника плакала в полный голос, и ему стало жалко ее.
– Успокойся, – сказал он и положил руку ей на колено, – может быть, все у нас наладится.
– Прости меня, Валечка, – всхлипывала Вероника, утирая глаза платком. – На меня в эти дни словно какое-то затмение напало. И сердце, и голову потеряла.
Он убрал руку с ее колена, дернул «Паджеро» и проехал несколько метров. Не моргая, он смотрел на бампер передней машины и думал о том, что в мире, наверное, не встретишь абсолютно честных и верных людей. Ведь он, Валька, как бы ни просила его душа тихой и мирной жизни в своей деревеньке, а тоже шел к этому идеалу не совсем честной дорогой. Конечно, он, виртуозный автомобильный угонщик, каких во всей столице можно было насчитать десяток человек, через полгодика навсегда распростится со своей московской специальностью и постарается замолить грехи молодости ударной работой в колхозном хозяйстве. И сколько бы он теперь ни придумывал себе оправданий, ссылаясь на несчастливое детство, многодетную семью с отцом-инвалидом, на голодную студенческую жизнь, а его молодость всегда будет связана с криминальным прошлым. Дай Бог, мысленно осенял он себя крестным знамением, если все закончится без суда и следствия. А если не повезет и он угодит в лапы сыщиков, которые прознают про все его «подвиги», то к студенческим веселым годам добавятся и тюремные годы, совсем невеселые. Так что корить Веронику в измене и ошибках с его стороны было бы грешно. У самого рыльце в пуху.
– Успокойся, – еще раз сказал он ей, – мы постараемся с тобой начать все заново…
Она нагнулась к нему и поцеловала в щеку, оставив на лице капельки слез. Ему захотелось обнять и прижать ее к себе, но передняя машина, мигнув габаритными огнями, двинулась вперед, и Валька подал вперед ручку передач.
– Я бы не решилась снова подойти к тебе, – говорила Вероника, нервно всхлипывая. – Думала, что никогда не сможешь простить. Но Климов, наверное, знает тебя гораздо больше.
– При чем здесь Климов? – недоуменно посмотрел Валька на Веронику.
– Как – при чем? Я ведь ему сначала все рассказала о своих заблуждениях. И он уже посоветовал попросить прощения у тебя.
– Когда рассказала?
– Вчера… – Вероника перестала всхлипывать и с тревогой глядела в глаза Вальки. – А что здесь такого? Вы поругались?
– Нет, но из-за него может погибнуть Натюрморт.
Вероника на несколько секунд задумалась:
– Ну и черт с ним, с Натюрмортом, – сказала она и, скривив губы, чуть слышно добавила: – Пьянь подзаборная.
Валька не стал оспаривать последнее высказывание Вероники.
