— У меня к вам только один вопрос, — нахмурившись, произнес Волков. — Шилкин утверждает, что до семи часов никуда из дома не выходил и что вы это можете подтвердить.
Мысли лихорадочно заработали в моем мозгу. Я хорошо помнила, что уехала от Шилкина около шести. Но не мог же он без машины за час добраться до Дюковой и убить ее. Ему только до автобусной остановки пешком минут пятнадцать, плюс автобус до центра почти полчаса, до семи остается пятнадцать минут, но нужно еще примерно столько же времени, чтобы дойти до дома Дюковой. И потом, труп обнаружили около семи, значит, убили ее еще раньше. Все эти вычисления заняли у меня не больше секунды.
— Да, — сказала я. — Я была у Шилкина сегодня примерно с четырех часов. Когда ушла, не помню.
— Даже примерно?
— Даже примерно, — ответила я, — помню, что было уже темно.
— Спасибо, — сказал Волков, — больше у меня вопросов нет.
— Вы его отпустите?
— Скорее всего — да.
* * *
Вернувшись в редакцию, я нашла Кряжимского по-прежнему сидящим за компьютером. Я рассказала ему о разговоре с Волковым и о своем посещении «имения» Шилкина.
— Ты, я смотрю, времени не теряешь, — со скрытым неодобрением произнес Кряжимский.
— Шилкин ни в чем не виноват, — без особой связи с тем, что имел в виду мой зам, сказала я.
В моем тоне была какая-то агрессивная убежденность.
— Террор продолжается? — более миролюбиво спросил Кряжимский.
— Продолжается, — невесело усмехнулась я, — а я топчусь на месте. Наказание какое-то!
В моем голосе, наверное, была такая досада, что Кряжимский нежно посмотрел на меня.
— Я могу тебе чем-то помочь?
— А что, если это дело рук сутенера? — размышляла я вслух.
Я пребывала в такой задумчивости, что не поняла, о чем только что сказал Кряжимский.
— Вы о чем, Сергей Иванович? — извиняющимся тоном спросила я.
Он только улыбнулся и покачал головой.
— Помощь тебе свою предлагаю, эк, упрямица какая!
— Белова и Дюкова… работали на него… — смотрела я в одну точку.
Вдруг до меня дошло, что убили ту самую Дюкову, с которой я была знакома лично, разговаривала, она показала мне дорогу к дому Шилкина и сообщила ему о нашей, мягко говоря, перепалке с Брусковым. Если бы не она, если бы не Шилкин, не знаю, как бы все обернулось.
Пронзительное чувство захватило меня. Мне было жаль эту девушку, как и всех, кто погиб. Возраст и род занятий тут ни при чем.
В сущности, что мы знаем о смерти? Эпикур говорил: «Когда мы есть — нет смерти, когда она есть — нет нас».
По-моему, здраво.
О смерти мы составляем, как и о многом на свете, наши поверхностные суждения, исходя из наблюдения. Наблюдения за тем, как умирают другие. Но если жизнь по своей сути — предприятие одиночки, одиночки, который тем не менее сталкивается с другими людьми, испытывает к ним определенные чувства, то смерть — уникальный в смысле одиночества опыт. Умираешь всегда ты сам.
И все-таки, когда умирают люди, которых ты знал поверхностно, ты все равно не можешь отделаться от тягостного впечатления, что умерла какая-то частица тебя самого. Кромешное небытие уготовано в итоге всем живым существам. И вот когда твои друзья или знакомые умирают, ты как бы еще раз убеждаешься в том, что и тебе не избежать общей участи. И тогда…
— Оля, что с тобой? — услышала я обеспокоенный голос Кряжимского.
— Что? — выплыла я из задумчивости.
— Да на тебе лица нет. Пойдем попьем чаю.
Долг повелевал держать себя в руках. Я ведь не хотела, чтобы вслед за Дюковой в Элизиум теней раньше срока отправилась следующая девушка.
— Как вы думаете, Сергей Иванович, будет ли сутенер убивать работающих на него проституток?
Лицо Кряжимского просияло: во-первых, я вышла из полуобморочного состояния, вернулась, как он говорил, на землю, а во-вторых, я делала его компаньоном в своем мыслительном тресте.
— Зачем это ему делать? — приподнял он брови.
— Вот и я думаю, незачем, если, конечно, они не узнали чего-то такого, что могло как-то навредить его бизнесу.
— Вряд ли какие-то там девчонки способны навредить тщательно отрегулированному бизнесу, — с сомнением в голосе произнес Сергей Иванович.
— Вот и мне не верится… А если это «крыша» Брускова? Ну, допустим, девушки узнали нечто такое, что позволило бы им шантажировать Брускова… И он их… Но ведь не все убитые работали на него. Нет, здесь что-то не сходится.
Я сделала глоток чая и снова задумалась.
— А где убили эту, как ее, о которой ты говорила…
— Дюкову? — сквозь пелену расплывчатых мыслей я увидела напряженное лицо Кряжимского. — Около дома.
— Клиент?
— Не думаю. Хотя стоит навести справки, с кем она уходила из бара… — я допила чай, — мне надо срочно в «Гриву».
— Зачем заурядному клиенту мокруха? — с недоумением посмотрел на меня Сергей Иванович.
— Незачем, если только он не маньяк. Интересно, выследил он Дюкову или знал, где она живет?
Я принялась одеваться. Попрощавшись с Кряжимским, через пару минут я уже садилась в машину. Меня не могла остановить даже враждебность Брускова, с которым, как я предполагала, мне не избежать встречи в «Гриве». Там сейчас как раз «горячее» время. Но на этот раз я решила быть умнее. Не зря же я ношу с собой газовое оружие!
Улицы были пустынны. Конечно, это не лето, когда неугомонные, дорвавшиеся до тепла и газировки люди гуляют всю ночь до самого утра. Ни темень, ни погода не располагали к прогулке. Дома приветливо светились огоньками. Я развлекалась тем, что представляла, как протекает вечер в этих нафаршированных усталостью и комплексами цивилизованных сотах. Чем занимается, например, хозяин квартиры, расположенной на втором этаже трехэтажного дома, на углу которого меня остановил светофор. В мыслях видела его лежащим на диване с газетой. Это вполне мог быть и «Свидетель», между прочим. Вообразить его в ванной или в сцене ругани с его дражайшей половиной мне помешал светофор, застенчиво улыбнувшийся желтым и переключившийся на зеленый.
А что, интересно, делает сейчас Шилкин? До меня вдруг дошло, что все эти мои ментально-миндальные развлечения, которым я предавалась в машине, служат только для того, чтобы вытеснить упрямую мысль о нем. Опять мое сердце сплутовало, включив его образ в общий ход праздных размышлений. Подтасовало карты рассудка. А что, если он в «Гриве»? Сердце мое учащенно забилось, потом перешло на какой-то тревожно-разряженный ритм. Каждый удар был тяжелым и гулким, как колокол.
Оставив шубу на попечение Кирюши, который, увидев меня, заулыбался, я проскользнула мимо охранника в зал. Там царил продымленный полумрак. Большинство посетителей уже изрядно набрались, и потянулась сладкая монотонная жвачка задушевных бесед и пьяных признаний. Многие сидели в обнимку. Проститутки — я узнала их по прикиду, макияжу и манере держаться — переходили от одного столика к другому, подсаживались к подвыпившим мужикам, заводили знакомства, томно и заискивающе заглядывая в глаза.
