Ника с радостным смехом бросилась кормить лебедей, стаями плавающих у берега. Гордые белые птицы с царственным достоинством брали пищу из рук людей и так же достойно отплывали в сторону, уступая место собратьям.
По набережной неспешно прогуливались с детства хорошо кормленные, хорошо одетые, спокойные люди. Пожилые церемонно раскланивались при встрече со знакомыми, молодые приветливо улыбались друг Другу, парочки, не обращая ни на кого внимания, целовались. Но проделывали они это как-то не по-русски: пристойно, без вульгарной нарочитости…
Они здесь, в Европе, на ярмарке тщеславия, именуемой жизнью, давно научились делать ставки спокойно, без эмоций. "И рыбку съесть, и не уколоться, – подумала Ольга. – Славяне необузданны… Нам важен даже не результат, а чтобы во всем были страсти в клочья…"
Увидев грустный взгляд мамы, подбежала Ника.
Ласковым котенком потерлась о колени Ольги, и у той захолонуло сердце. "Кровиночка моя!.. Увидел бы тебя Скиф… Узнать, в какой братской могиле закопали его сербы, свозить бы Нику… Стоп, стоп! – одернула она себя. – Не наматывай сопли на кулак!..
Скиф погиб, и ему больше ничего не надо. Европа чистеньких любит… Узнают в пансионате Ники, что ее отец – сербский войник, шарахнутся от нее, как от прокаженной…"
* * *
В огромном доме, очень похожем на замок, в большом зале со старинными портретами баронов фон Унгерн, жарко полыхал камин. Папаша Коробов подкинул в него поленья и повернулся к сидящему в средневековом резном кресле Кострову.
– Ты, Николай Трофимыч, плохие вести, как сорока на хвосте, носишь! – насмешливо бросил он. – То у Скифа в Сербии голова в кустах, то Скиф, чуть ли не Русский Рэмбо, возвращается и вся грудь в крестах…
– Он с сербской фронтовой контрразведкой якшался… А у контриков как: может, специально дезу пустили, – оправдывался Костров. – Интерпол и Международный трибунал в Гааге Скифа тоже проворонили. По моим сведениям, они даже национальность его установить не смогли.
– Чем он им насолил?
– К американским офицерам без почтения относился. Его босняки оглушенного захватили и американцам отдали. Он очухался и деру из тюрьмы, а при побеге какого-то, чуть ли не полковника ЦРУ, в преисподнюю отправил…
– Что ж ты не подкинул им его национальность? – насмешливо скосил на Кострова глаза Коробов. – Расчет у тебя вроде был…
– Накладочка вышла, Виктор, накладочка, – развел ладошками тот. – Хотел уж было расшифровать им его, а потом подумал: уроют они его там куда ни шло.., а если в Гаагу, в трибунал потянут?.. А Скиф им в трибунале: мол, бывший твой зятек… А надо, чтоб журналисты твое имя полоскали? Солидные партнеры осторожничать начнут. Те же танзанийцы могут отказаться от контракта. Нет уж, подумал я, пусть на родную земельку ступит. Она многих надежно укрыла, наша родная-то…
– Правильно подумал, – обнажил зубы Коробов; – То, что бывший зятек жив, для меня, Николаша, не новость. Моя служба безопасности даже устранение его готовила, но в последнюю минуту я отбой дал. Никогда не поздно, а вот присмотреться к Скифу не мешало бы… С его-то боевым опытом, а?..
– Ох, не знаю. – затряс щечками Костров. – Перехлестнется с Ольгой, на старом пепелище пожар вспыхнет – не зальешь. Бабы непредсказуемы, а Ольга вообще меры ни в чем не знает – кинет к его сапогам свое состояние…
– Я ей кину; – нахмурился Коробов. – И не такая Олька дура.
– Нет, Виктор, от греха подальше, вопрос с вурдалаком Скифом советую решать кардинально. Чтоб голова потом ни у кого не болела.
– А с чего она так у тебя болит? – усмехнулся Коробов. – Аль не оставил мысли взнуздать мою бизнес-леди? – Куда уж мне! – ткнул пальцем в свою плешивую голову Костров. – О тебе думаю, Виктор, о тебе… На правах, так сказать, старого друга семьи. На всякий случай я дал своим людям команду переправить вурдалака транзитом в Сибирь, с Ольгиных глаз подальше.
– Скиф мне в Москве нужен, – вскинулся Коробов. – Его бы на твое "Славянское братство", может, из него и был бы толк, а так, понимаешь, шайка пьяниц и робин гудов в засаленных офицерских погонах… Помнится, он из донских казаков?
– Из них. Морока одна с новоявленными казаками и этим гребаным "братством", – вздохнул Костров. – Грызутся промеж собой, как кобели в сучью течку. Раскололись на белых и красных, на монархистов, анархистов и еще черт знает на кого. А часть и вовсе к фашистам переметнулась.
– Пусть пока грызутся. Так-то их держать в узде легче… Скоро кинем им, как собакам, кость, и замаршируют по Эсэнговии все в одном строю. Русские любят, когда им указывают, куда маршировать. А насчет Скифа… В Чечне-то, когда пришлось воевать в городских кварталах и в горах, обосрались там наши хваленые генералы. Я специально справки навел – в городах и в горах Скиф сам воевать умеет и других научить может. Смекаешь, о чем я, Трофимыч?
– А что, скоро? – шепотом спросил Костров.
– События в России развиваются сам видишь как, – уклончиво ответил Коробов. – А не брешут, что Скиф предсказывать будущее может?
– Этого не отнимешь. Какие хворости России-матушке на десять лет вперед предсказал, все с точностью, как в аптеке, сбылись…
– Наш он тогда, – чему-то ухмыльнулся Коробов и повернулся к Кострову. – Ты вот боишься, что он с Олькой моей опять спутается, а чем он хуже голубого аида, которого ты ей подсунул?.. Да хоть бы и спутаются они, тогда-то он точно наш будет. По-моему, хорошо звучит: русский Рэмбо для бизнес-леди. А потом Скифа с его-то харизмой балканского героя и страдальца от большевиков можно в атаманы к дончакам определить. Такого атамана Всевеликого войска донского ваши "наперсточники" через колено, понимаешь, не переломят.
– Присмотреться бы сперва, что он за фрукт стал.
– Ты в это дело не встревай, – бросил Коробов. – У меня в Москве есть кому присмотреться к нему.
– Скиф и тогда волк был, а теперь матерым, поди, волчищем стал, – обиженно вздохнул Костров. – Взять хотя бы его предсказания… Колготно с такими, которые без пользы для себя на рожон прут.
– На кобылицу мою необъезженную намекаешь, Трофимыч, на Ольку? – бросил на Кострова злой взгляд Коробов.
Костров развел ладошками.
– Ничего, – озлился Коробов. – Она при деньгах взбрыкивает, а останется с голой жопой, шелковой станет.
– Тогда-то да, – согласился Костров. – Только клиентов бы не растерять, пока она обдумывает, переводить на тебя свои счета или нет…
– Клиентов на развалинах Совдепии на наш век хватит.
В зал влетел на роликовых коньках Карл. Хмурое лицо папаши Коробова при виде сына разгладилось от морщин, в глазах заиграл молодой блеск.
– Наследник мой! – с гордостью сказал он. – Кровь-то их голубую немецкую я нашей мужицкой разбавил, к жизни цепкой. Подрастет Карлушка, всю Танзанию с потрохами ему из рук в руки передам…
