– Сомневаюсь, – с горечью заметил он. – Похоже, она хотела дать мне понять, что я не принадлежу к ее кругу. И к твоему тоже, – тихо добавил он.
Блэр откинулась на подушки и внимательно посмотрела на него. Сейчас он напоминал ей ребенка, который полез в буфет за печеньем, но ваза оказалась пуста. В этот момент она почти ненавидела свою мать. И любила Калеба еще сильнее.
– Калеб, – прошептала она ему в спину.
Он молчал, не оборачиваясь.
Потом внезапно спросил:
– Кто такой Кайл?
Глава 13
Блэр изумленно молчала, мысли вихрем кружились в ее голове. Калеб выжидающе повернулся к ней.
Жалюзи на окнах были подняты, и вечерний свет заливал палату, освещая суровую фигуру Калеба. Выражение его лица было мрачным и зловещим. Молчание затягивалось.
– Откуда… откуда ты о нем знаешь? – пролепетала наконец Блэр. «Зачем тебе знать, кто такой Кайл? Ведь ты же не любишь меня. Ты меня только хочешь». А страсть – еще не любовь.
Калеб встряхнул головой.
– От твоей матери, от кого же еще, – ответил он.
И тут Блэр все поняла. Он стоял на пороге и случайно слышал конец их разговора.
– Это мой друг, – пробормотала она.
– А я так понял, что он тебе больше чем друг.
– Мама мечтает, чтобы наши отношения стали более близкими, – устало возразила Блэр. – И Кайл тоже. Но он просто мой друг, и ничего больше. – Она вздохнула. – Он обучил меня искусству фотосъемки, и без него я бы никогда не сделала карьеры фотографа.
Блэр внезапно почувствовала ужасную усталость. Длинная речь утомила ее, и она ощущала себя совершенно разбитой. Она была измучена нравственно и физически, в теле ее ныла каждая косточка. Слезы навернулись ей на глаза, и ей захотелось крикнуть Калебу, чтобы он ответил хоть что-нибудь, а не молчал так холодно и отчужденно. Но, понимая, что криком она ничего не добьется, Блэр отвернулась к стене.
Почему он не может просто обнять ее? Ведь это все, что ей сейчас нужно.
Калеб застыл как статуя, мысленно обзывая себя последними словами. Какого черта он завел этот разговор именно сейчас? Он чуть не потерял ее сегодня, а теперь пристал со своей дурацкой ревностью. И ради чего? Если она и собирается замуж за этого человека, ему-то какое дело? Он не может ей помешать.
Да, иногда он в мечтах заносился так далеко, что представлял себе их совместное будущее, но каждый раз его иллюзии разбивались о непреодолимые преграды. Ее мать сразу расставила все по местам. И все же ему было нестерпимо больно – особенно сейчас, когда Блэр так много для него значила.
И тут, проклиная себя за эгоизм, Калеб шагнул к ее постели.
– Блэр, – тихонько позвал он, видя, как дрожат ее плечи.
Она ничего не ответила.
Ее лицо было белым, как больничная рубашка, а рука, лежавшая поверх одеяла, казалась хрупкой, как стебелек розы. Ее спина и плечи… О Боже… Он не мог отвести глаз от нежных, изящных линий ее тела, полускрытых бесформенной рубашкой. Горло его сжалось, он не мог вымолвить ни слова.
– Блэр, тебе больно? – прошептал наконец Калеб, справившись с волнением.
Блэр повернулась к нему, и сердце ее сжалось – такая мука сквозила в его напряженных чертах. Ей стало нестерпимо жалко его. Она улыбнулась сквозь слезы:
– Нет… не очень. Тело ноет, словно его колотили, как боксерскую грушу.
Он улыбнулся ей в ответ – несмело, медленно, словно забыл, как это делается.
– Я рад, что ты не стала настаивать на возвращении домой, – хрипло промолвил он, глядя как зачарованный на капельки слез, дрожавшие на ее ресницах.
Блэр отвела взгляд:
– Я хотела, но теперь… теперь мне лучше остаться здесь.
Калеб нахмурился:
– Ты боишься возвращаться домой?
– Да, – коротко ответила она.
«Таннер, будь ты проклят! Ты за это заплатишь сполна. Клянусь!»
– Не бойся, – мягко произнес он вслух. – С этого дня тебя будут охранять круглосуточно.
Блэр попыталась улыбнуться.
– Могу себе представить.
– Мы поймаем Таннера.
Блэр молча кивнула, и слезы покатились по ее щекам.
– Блэр… прошу тебя… не плачь, – чуть слышно сказал Калеб.
Она протянула к нему руки и прошептала:
– Обними меня.
Не дожидаясь очередного приглашения, Калеб опустился рядом с ней на край кровати и обнял.
– О Калеб! – выдохнула Блэр, прильнув к нему всем телом.
Сейчас ему было достаточно обнимать ее и прислушиваться к биению ее сердца. Но Блэр внезапно приподняла лицо, и их губы встретились в страстном поцелуе. Калеб пил из этого живительного источника, постепенно теряя контроль над собой и плывя по течению.
Прошло некоторое время, и он, улыбнувшись, отстранился.
– Что будет, если нас застанут в таком положении?
Блэр наморщила лоб.
– О, я об этом как-то не подумала, – промолвила она и метнула взгляд в сторону двери.
– Держу пари, меня вышвырнут отсюда в два счета.
– Возможно, ты прав.
Он склонил голову к ее лицу:
– Как ты думаешь, мне лучше уйти?
– А ты этого хочешь?
– Нет.
Она пожала плечами:
– Тогда оставайся.
– Ты рискуешь.
– Я хочу, чтобы ты был рядом и обнимал меня.
Калеб вскинул брови:
– Здесь, на кровати?
– Да.
– Но все-таки – что, если нас застанут?
– Застанут так застанут.
Калеб провел рукой по ее волосам и пробормотал:
– Будь по-твоему.
– Замечательно, – прошептала Блэр, положив голову к нему на плечо и чувствуя себя в полной безопасности в его объятиях. Они опустили кровать в горизонтальное положение, и через минуту в палате стихли все звуки.
«Боже правый, – думал Калеб, – оказывается, чтобы попасть в рай, надо сначала пройти через ад».
Весеннее утро выдалось ясным и прохладным. Калеб остановился у «Макдоналдса» и взял себе кофе и гамбургер. Было еще рано. Горожане спешили на работу. Покончив с завтраком, он выбросил пластмассовый стаканчик в ближайший мусорный бак и вышел на улицу.
Он завел мотор, и его мысли тут же вернулись к Блэр. Впрочем, он и не переставал о ней думать. Воспоминания о вчерашнем вечере вызвали у него легкую улыбку. Ему до сих пор не верилось, что их так и не застали за вопиющим нарушением больничного режима. Странно, что за все время, пока он лежал рядом с Блэр, в палату не вошла медсестра.
