Томас внезапно рассмеялся фальшивым смехом:
– Ах-ах-ах, вы только посмотрите на нее! Невинная крошка с лучистыми глазками отрастила себе длинный и острый язычок и сильно пообтесалась. Ты стала просто классной штучкой. – Он некоторое время помолчал, обшаривая ее взглядом сверху донизу. – М-м-м, кто знает? В других обстоятельствах я был бы не прочь снова получить удовольствие от твоего восхитительного тела. Что ни говори, а это не будет выглядеть так, как будто я впервые пробую это лакомство на вкус.
Ледяной холод отвращения сковал сердце Кейт. На этот раз она не позволит ему перехватить инициативу или вывести ее из себя, на что он явно рассчитывал и в чем он неизменно преуспевал раньше. Она уже не была запуганной, томящейся от любви девочкой-подростком, которая ловила каждое его слово с безграничным доверием и восторгом.
– Я не за тем пришла, чтобы беседовать на эти темы, – сказала Кейт с подчеркнутой мягкостью. – Ты ведь меня понимаешь, правда?
Томаса кинуло в испарину. Она заметила, как заблестел у него лоб, и его растерянность доставляла ей удовольствие. Она продлила бы эту словесную пытку до максимума, если бы не понимала: невозможно не замараться самой, пробыв в его обществе больше, чем это действительно необходимо.
– Деньги? Ты хочешь денег? Если да…
Внезапное движение Кейт от двери заставило его замолчать. Она шла к нему.
– Нет, я пришла не за деньгами.
– Тогда, черт побери, чего тебе надо?
Глаза Кейт выражали всю меру ее презрения, но голос не дрогнул:
– Ах-ах-ах, святой отец, такие слова в устах служителя Божьего! Что подумали бы ваши почитатели, если бы могли вас сейчас услышать!
Кровь бросилась ему в лицо; кулаки судорожно сжались.
– Моих почитателей сюда не припутывай. – Его голос задрожал. – Хватит с меня твоих дурацких шуточек. Я могу заставить тебя пожалеть об этом.
– Но не так сильно, как придется пожалеть тебе.
– Нечего меня стращать.
Презрение Кейт становилось все глубже.
– О, вот оно как? Больше тебе не удастся скрывать свои грешки. – Она подошла почти вплотную. – На сей раз ты не выкрутишься.
Он снова отступил.
– Не понимаю, о чем ты?
– Нет, понимаешь. Речь идет о нашем ребенке, Томас. О ребенке, которому мы вместе дали жизнь.
Его нижняя губа задергалась, но он прикусил ее, чтобы унять дрожь.
– Да будь ты проклята, я же сказал тебе тогда, чтобы ты не смела больше заикаться об этом.
– Мне нужна правда.
– Насчет чего? – свирепо спросил он; его бегающие глаза метались от одной стенки кабинета к другой.
– Насчет нашего ребенка! Ты, д… – Кейт запнулась; она не могла себе позволить произнести вслух это грязное слово. Овладев собой, она продолжала: – Ты бросил ее в мотеле.
Последняя фраза была холодной констатацией факта.
– Вранье, – заявил он.
Кейт снова сдержалась, и те слова, которые ей хотелось бросить ему в лицо, не слетели с ее языка.
– Нет, не вранье. Время лжи кончилось, Томас. Если ты не скажешь мне, где ты бросил нашего ребенка, мне придется повидаться с твоей матерью.
– Ни черта это тебе не поможет, – выпалил он с вновь обретенной наглой самоуверенностью.
– О, думаю, что поможет. Твоя мать наверняка знала о ребенке, потому что Роберта тогда звонила к вам домой. Она хотела удостовериться, что ты благополучно добрался с девочкой до дому.
Глумливая улыбка исказила его рот.
– Все, что моя матушка знала об этом отродье, умерло вместе с ней.
Кейт чувствовала себя так, словно у нее не осталось сил хотя бы на один вдох. Но она не позволила ему увидеть это. Он разразился торжествующим хохотом:
– А если ты думаешь насчет папаши, так забудь и про него тоже. Он вообще понятия не имел, что ребеночек существует. Ну, так что же дальше, ваша честь?
– Ничто не изменилось. Я с места не сдвинусь, пока не получу то, за чем пришла. Мне нужно название мотеля.
– О, тогда все в порядке, – взорвался Томас. – Да, я оставил эту засранку в мотеле. Было бы о чем говорить.
Короткий вскрик вырвался из самой глубины души Кейт. Хотя она и была готова к тому, что подтвердится именно эта версия, но услышать неприкрашенную правду, да еще преподнесенную в такой отвратительной форме, оказалось для нее более тяжким ударом, чем она ожидала. Она хотела крикнуть, чтобы он не смел сквернословить, – и не смогла.
Ей нужны были подробности, до последней детали, независимо от того, какой болью они могут отозваться в сердце.
– Какой мотель? Где он? – выдавила из себя Кейт.
Лицо Томаса слегка прояснилось, словно он почуял, что опасный момент миновал и теперь преимущество на его стороне.
– Она получила то, чего стоила… чего вы обе стоили. – Каждое слово, которое он произносил, звучало все более издевательски. – Я избавился от нее в пустом номере мотеля «Тенистая дубрава» в Остине. Ух, и орала она тогда – во все горло. Я просто повернулся к ней задом и побежал, как сам дьявол, и даже не оглянулся.
Это признание переполнило чашу. Кейт чувствовала себя такой хрупкой, как будто она была из стекла. Казалось, что достаточно ей пошевелиться, и она разобьется на миллион осколков.
Ненависть, бушевавшая внутри, сослужила ей добрую службу. Она готова была схватить его за горло и вырвать сердце у него из груди, и ярость придала ей сил.
– Ах ты, ублюдок! Ты просто куча отбросов!..
… О Боже, нет!.. Боль убивала ее, накатив волной. Она думала, что хочет доискаться до правды, но теперь ей хотелось не знать ничего. Душа у Кейт разрывалась; казалось, она проглотила пригоршню бритвенных лезвий.
Кейт вовсе не собиралась делать то, что она сделала затем. Просто так получилось. С пылающими от ненависти глазами она размахнулась и изо всей силы ударила Томаса в лицо, да так, что он отлетел назад, к своему столу.
Лицо Томаса исказилось от бешенства. Потом он пришел в себя и заорал:
– Ты что себе позволяешь, шлюха паршивая! Никто не смеет поднимать на меня руку, и…
Кейт ударила его снова.
– Первый раз был за меня! А второй – за наше дитя!
Убийственный блеск загорелся в глазах Томаса, но он не пошевелился. Он процедил:
– Это дитя я не рожал, родила ты. – Ноздри его широко раздулись и покраснели. – Считай, тебе повезло, что я не ответил на твою любезность и не двинул тебя по физиономии. Но тебе лучше забыть, что ты вообще заходила сюда. И больше того, лучше бы тебе позабыть про свое отродье и не копаться больше в этом деле.
– Сначала я увижу тебя в аду!
