Будет длиться битва шесть дней и шесть ночей; на седьмое утро стяги собравшихся против Него падут и последний из обративших против Него сталь станет прахом, возведёт Он свой сверкающий Престол в Аркине, Святом городе, где и воссядет, судя каждого и воздавая по делам и мыслям его.
А когда окончится Суд и будет воздано правым и виноватым, преобразится Эвиал.
Но как будет сделано то, нам знать не дано, до того мига, как не свершится сие».
Будет битва, говорило Священное Предание. Битва, в которой падут все, кто выступит против него. А начнётся всё с плачущих кровавыми слезами образов…
Да, всё сбывается. Вот они, кровавые слёзы, магическая субстанция, истинно-цельная, как сказали бы алхимики. Только то является истинно-цельным, что невозможно поделить на составляющие. Сочащиеся с деревянной разрисованной доски алые капли оказались именно таковыми.
Мегана до рези в глазах вглядывалась в однородно-алое, заключённое в прозрачной клетке истинного стекла.
Предупреждение, думала она. Или – свидетельство того, что рухнули какие-то преграды, доселе хранившие от Него наш мир? Пророчества исполнены? Но где, как, почему?..
Ответа нет. И она не найдёт их здесь, времени рыться в монастырских архивах уже нету. Надо бежать. Возвращаться в Ордос, оттуда – в Аркин. Тонкими путями, преграды с них уже сняты.
Чародейка оглянулась на трясущуюся, растерянную настоятельницу.
«Она была добра ко мне…»
– Я ухожу, – коротко бросила Мегана. – Пойдёт ли со мной мать настоятельница?
– А… э… – только и смогла та просипеть. – Н-нет… как можно?
– Моё место не здесь, – отчётливо проговорила Мегана, глядя прямо в глаза монахине. – Там, в Аркине. Мы ещё можем успеть… мы обязаны успеть.
– У-успеть что, высокородная госпожа? – пискнула Зейта.
– Остановить Спасителя, – высокомерно бросила Мегана. – Или тебе, маленькая послушница, так хочется поскорее умереть?
– Но это же… великая радость.., освобождение… преображение…
– Преображение во что и освобождение от чего? – Чародейка сверкнула глазами.
– Ты же истинно верила в Него! – возопила настоятельница, внезапно обретя голос.
– Верила, – усмехнулась Мегана. – Да перестала. Жить надо здесь и сейчас, дорогая моя. Любить – сейчас. Рожать – сейчас. Я откладывала это слишком долго. Неведомое блаженство без цели и без трудов – кому оно нужно? Тем, кто до судороги в пальцах боится смерти? Идём со мной, настоятельница. Не хочу крови, не хочу драки. Идём со мной.
– Я-а… не могу… Мегана, не вынуждай меня…
– Ты же слушала мой рассказ. Ты знаешь, что он правдив. Идём со мной, и ты убедишься во всём.
Казалось, монахиня заколебалась. Во всяком случае, незримый негатор магии она так и не привела в действие. На всякий случай Мегана держала наготове простое, с младых ногтей известное волшебство – обездвиживающую сеть, однако настоятельница только беспомощно хлопала глазами и не двигалась с места.
– Я не могу больше ждать!
– Постой! – выпалила монахиня. – Я… возьми меня тоже!
– Что ж, поздравляю, ты выбрала, и выбрала правильно. – Сжимая в кулаке скляницу с Кровью Гнева, Мегана протянула настоятельнице другую руку, готовясь шагнуть вместе с ней прочь – прямо сквозь стены и крышу, туда, на тонкие пути, что вели к Аркину.
– Отступница! Еретичка! – истерично выкрикнула Зейта. Размахнулась, швырнула в Мегану какую-то склянку, та разлетелась тучей хрустальных осколков, заклубился плотный сизый дым; теперь в алхимическом кабинете невозможно было разглядеть вообще ничего.
Старшая монахиня ничего не успела ответить. Послушницы, только что помогавшие хозяйке Волшебного Двора, разом побросали колбы, ступки и алхимические трактаты, кинувшись на Мегану и настоятельницу со всех сторон.
Тяжёлая бутыль с кислотой просвистела в одном пальце от лба чародейки; ввязываться в драку никак не соответствовало намерениям Меганы, и она, хватив деревянным штативом подвернувшуюся монашку, бросилась к выходу, волоча за собой растерявшуюся и едва передвигающую ноги настоятельницу.
Склянку с Кровью Гнева она так и не выпустила.
Со звоном разлетелось оконное стекло, Зейта высунулась по пояс и завопила во всю мощь лёгких:
– Чародейка совратила мать настоятельницу! Они отреклись от веры и Спасителя! Держите их! Хватайте!..
«Сейчас ты у меня заткнёшься», – мстительно подумала Мегана, и заклятье уже готово было надолго запечатать Зейте рот, когда юная послушница вдруг скорчила рожу, показала чародейке язык, и – на Мегану навалилось привычное чувство отсутствия магии.
Похоже, отец Этлау оказался более предусмотрительным. Не только настоятельница имела доступ к негаторам волшебства.
Со всех сторон, топча пышные цветники, толкаясь и опрокидывая друг друга в маленькие аккуратные пруды с золотыми рыбками, бежали монахини и послушницы. На призыв Зейты они откликнулись с поистине несказанным энтузиазмом. Похоже, настоятельница успела основательно всем насолить.
– Верни магию! – зарычала Мегана, волоком таща за собой бывшую хозяйку монастыря. – Верни, или нас сейчас разорвут в клочья!
Однако её невольная товарка по несчастью, видать, совсем потеряла голову от страха, повиснув на чародейке. Мегане не осталось выбора, она бросилась к воротам. Теперь волшебница не смогла бы избавиться от настоятельницы, даже если бы очень захотела – та вцепилась в неё, словно утопающая, пальцы свело судорогой.
– Ворота! Заприте ворота! – вопила сзади Зейта, присоединившаяся к погоне.
Над головами мелькнуло нечто тёмное, мохнатое, больше всего напоминавшее огромную летучую мышь, отчего-то вздумавшую выбраться на яркий дневной свет.
Кожистые крылья взмахнули возле самого лица Меганы, повеяло могильным холодом.
Она опешила. Всего что угодно могла ожидать в этих диких местах хозяйка Волшебного Двора, кроме одного – вампира, вылезшего под солнечные лучи и ворвавшегося в цитадель Святой магии, ненавистной Ночному Народу.
Летучая мышь заложила резкий пируэт прямо над головами беглянок, на лету превращаясь в узкоплечего мужчину, тонкие руки и торс которого были обтянуты блестяще-серой тканью. Кожа тоже серая, уши заострены, словно у эльфа, череп голый, морщинистый и блестящий; губы лиловые, бровей нет, а непомерно отросшие ногти покрыты щегольским алым лаком.
Вампир деловито одёрнул плащ, вытянул руки, согнув пальцы на манер когтей, и шагнул навстречу монашкам.
– А вот кого я сейчас-с-с-с… – как-то по-особенному мерзко не то прошипел, не то просвистел он.
Преследовательницы, как по команде, разразились истошным визгом, пытаясь на всём бегу остановиться, повернуть и по возможности как можно скорее броситься назад.
