В хибаре, поделенной на три комнаты, было тесно. Пробираясь по ней, Кейт обо что-то споткнулась и едва не упала. В глубине дома она застала переводчика и женщину, споривших с пеной у рта. У ее ног маленькое костлявое дитя было привязано к деревянному подкосу, поддерживающему крышу. Во рту у него был кляп, но Кейт слышала ритмичное причитание, раздающееся изо рта ребенка, который раскачивался вперед-назад, ударяясь головой о подкос.
– Что это?! – схватила Кейт переводчика за руку. – Извольте объяснить, что здесь происходит.
Тот переводил взгляд с Кейт на мать и обратно, оказавшись между своей госпожой и крестьянкой, с каждой секундой тараторившей все громче и истеричнее, как между молотом и наковальней. Изо всех сил стиснув его руку, Кейт рывком поставила его перед собой, и мужчина перешел к объяснениям:
– Она говорит, что она не виновата. Он непослушный ребенок. Не ест свою еду. Не делает, как она говорит. Не играет с детьми. Она говорит, что он даже не отзывается на собственное имя.
Классические симптомы аутизма, все до единого, причем в тяжелой форме. Кейт поглядела на ребенка.
– Она настаивает, что это не ее вина, – добавил переводчик. – Говорит, что держит его дольше, чем другие, но она не может…
– Какие другие?
Поговорив с женщиной нормальным тоном, переводчик снова повернулся к Кейт.
– За деревней. Там есть место, куда они отводят детей, которые не уважают родителей, которые никогда не слушаются, которые не хотят быть частью семьи.
– Отведите меня туда.
Вытянув из женщины еще какие-то сведения, переводчик указал на дверь – дескать, пора уходить. Женщина его окликнула. Он повернулся к Кейт.
– Она хочет знать, заберем ли мы его.
– Скажите ей, что да, и что пусть отвяжет его, и что мы вернемся.
Переводчик повел Кейт в безлюдный лес к югу от деревни. Потратив целый час, они так ничего и не нашли, но продолжили поиски. Время от времени Кейт слышала шорохи и шелест животных, пробирающихся среди листвы кустов и деревьев. Близился закат, и она уже начала задумываться, каким лес будет в сумерках. Индонезия целиком расположена в тропиках; температура днем и ночью круглый год напролет почти не меняется. Яванские джунгли – опасные, дикие места, пристанище множества видов змей, крупных кошачьих и насекомых. Ребенку в них не место.
Вдруг вдали послышался крики, и переводчик окликнул ее:
– Доктор Уорнер, идите быстрей!
Она очертя голову ринулась через густой лес, один раз споткнувшись и с трудом пробиваясь через подлесок. И увидела, что переводчик держит ребенка – даже более истощенного, чем мальчуган в лачуге. Несмотря на темно-коричневую кожу, было видно, что его чумазое лицо перепачкано грязью. Он рвался из рук переводчика, как дикий зверек.
– Другие есть? – спросила Кейт.
Затем она увидела ярдах в пятидесяти навес, обеспечивающий подобие укрытия от непогоды. Может, ребенок прятался там? Кейт устремилась к навесу.
– Не ходите туда, доктор Уорнер, – переводчик ухватил ребенка покрепче. – Там нет других… которых можно забрать. Пожалуйста, помогите мне.
Кейт взяла мальчика за другую руку, и они вместе отвели его к фургонам. Созвали научную команду, потом забрали ребенка, который был привязан к подкосу, заодно узнав, что его зовут Ади. У мальчишки из леса имени не было, и они поняли, что никогда не найдут ни его родителей, ни тех, кто хоть звуком обмолвится о том, как с ним поступили. Кейт нарекла его Сурьей
[3]
.
Когда научная команда собралась у фургона, Кейт приперла переводчика к стенке.
– А теперь я хочу, чтобы вы поведали мне, что вы там сделали – что именно сказали.
– Я думал, может, вам лучше не знать, доктор…
– Я думаю, я определенно хочу знать. А теперь выкладывайте.
Тот тяжко вздохнул.
– Я сказал, что вы из гуманитарной организации, занимающейся благосостоянием детей…
– Что?
Переводчик расправил плечи.
– Они все равно так думают, так что никакой разницы. Они не знают, что такое клинические испытания. Они никогда ни о чем подобном не слыхали. Оглянитесь вокруг; эти люди живут точь-в-точь так же, как тысячу лет назад. Я сказал им, что вы должны посмотреть их детей и поможете каждому ребенку, нуждающемуся в помощи. И все равно они нам не верят. Некоторые считают, что попадут в беду, но многие просто тревожатся, что об этом узнают. Здесь опасно иметь детей с проблемами; их держат подальше от глаз людских. Если весть разойдется, другие дети не смогут жениться – им будут говорить: «Может, у тебя будет ребенок с такой же проблемой, как у брата его отца». Будут говорить: «Одна кровь». Но дети говорят правду, когда я велю им назвать имена своих братьев и сестер. Дети еще не умеют врать об этом.
Кейт обдумала рассказ переводчика. Этот метод определенно работает. Она повернулась к команде:
– Ладно. Таким и будет наш новый подход.
– Я этого не сделаю! – Доктор Хелмс шагнул вперед, заступив дорогу Кейт и переводчику. – Ложь родителям, чтобы записать ребенка на клинические испытания, попирает основы медицинской этики и попросту безнравственна. – Он выдержал эффектную паузу. – Независимо от их жизненных обстоятельств или социальных норм общества.
И свысока воззрился на Кейт, а затем на остальных членов команды.
– Как вам будет угодно, – прервала Кейт его самолюбование. – Можете подождать в фургоне, как и всякий, кто хочет обречь этих детишек на смерть.
Доктор развернулся к ней, чтобы дать еще залп из всех орудий, но его перебил Бен:
– Что ж, я за. Ненавижу ждать в фургоне. И убивать детей, если уж на то пошло. – Демонстративно повернувшись, он начал собирать снаряжение, прервавшись лишь затем, чтобы попросить помощи у остальных.
Трое других лаборантов неохотно взялись ему помогать, и лишь тогда до Кейт дошло, что все они заняли выжидательную позицию. Она сделала мысленную пометку, что надо поблагодарить Бена, но за свистопляской событий, вскоре пошедших полным ходом, как-то позабыла.
В следующей деревне команда выбросила буклеты, но когда сельчане начали их собирать, буклеты принялись раздавать – в качестве теплоизоляции для их лачуг. Этот акт доброй воли подкрепил байку о благотворительной миссии, и Кейт порадовало, что буклеты, в которые она вложила столько трудов, нашли достойное применение.
Доктор Хелмс продолжал протестовать, но остальные члены группы его игнорировали. По мере заполнения фургонов детьми его протесты пошли на убыль, и к концу дня стало ясно, что он раскаивается в своих действиях.
По возвращении в Джакарту доктор Хелмс наведался к Кейт в кабинет, как только все остальные члены команды удалились.
– Послушайте, Кейт, я хотел с вами поговорить. После, гм, некоторых размышлений… и, честно говоря, увидев некоторые из последствий этой работы с… э-э… детьми… должен сказать, что я решил, что мы действуем вполне в рамках норм медицинской этики и моей личной зоны комфорта, и, таким образом, я, ну, вполне спокойно возглавлю эти клинические испытания. – Он вознамерился сесть.
