– Я не стану ее принимать.
– Когда вы спали, то были более послушным пациентом.
– Я уже выспался. – Дэвид откинулся на подушку. – Вы должны уходить отсюда, Кейт.
– Никуда я не пойду…
– Не надо. Не надо так поступать. Помните, что вы мне обещали? В коттедже у моря. Вы сказали, что будете слушаться моих приказов. Это было моим единственным условием. И теперь я велю вам уходить отсюда.
– Ну-ну… Это медицинское решение, а не… как там у вас называется? «Решение командира»?
– Не надо играть словами. Поглядите на меня. Вы же знаете, что я не могу уйти отсюда, а я знаю, как долго придется идти. Я уже делал это прежде…
– Кстати, раз об этом речь, кто такой Эндрю Рид?
– Неважно, – покачал головой Дэвид. – Он мертв.
– Но они называли ва…
– Он убит в горах Пакистана, недалеко отсюда, в бою с Иммари. Они поднаторели убивать людей в этих горах. Это не игра, Кейт. – Он взял ее за руку, притянув на кровать. – Прислушайтесь. Слышите это басовитое жужжание, будто шмель вдали?
Кейт кинула.
– Это беспилотники – дроны-агрессоры. Они ищут нас, и когда найдут, бежать нам будет некуда. Вы должны уходить.
– Знаю. Но не сегодня.
– Я не…
– Я уйду завтра же, обещаю. – Схватив Дэвида за руку, Кейт горячо пожала ее. – Дайте мне еще только денек.
– Уходите, едва рассветет, или я спрыгну с горы…
– Не надо мне угрожать.
– Это перестанет быть угрозой, если вы только послушаетесь.
Кейт отпустила его руку.
– Значит, ухожу завтра.
И, встав, она покинула комнату.
Вернулась Кейт с двумя мисками густой каши.
– Я подумала, что вы могли проголодаться.
Кивнув, Дэвид принялся за еду – поначалу торопливо, но после нескольких ложек сбавив темп.
– Я вам читала, – она продемонстрировала дневник. – Вы не против?
– Что читали?
– Дневник. Тот старик… внизу… это он дал его мне.
– А он… Цянь. – Дэвид проглотил еще две ложки короткой очередью. – И о чем он?
Сев на кровать, Кейт вытянула ноги вдоль ног Дэвида, как поступала, когда он был без сознания.
– О горном деле.
– О горном деле? – Дэвид поднял голову от миски.
– А может, о войне… нет, вообще-то я толком не знаю. Все происходит в Гибралтаре…
– В Гибралтаре?
– Да. Это важно?
– Возможно. Шифровка. – Дэвид принялся обшаривать карманы, будто в поисках ключей или бумажника. – Вообще-то, она была у Джоша…
– Кто такой Джош? Что у него было?
– Он… я работал вместе с ним. Мы получили шифровку от источника – того самого человека, который сообщил нам о китайском комплексе; кстати, я хотел об этом поговорить. Одним словом, там была фотография айсберга с торчащей из него посередине субмариной. На обороте – шифровка. Шифр указывал на некрологи в «Нью-Йорк таймс» за сорок седьмой год. Их было три. – Дэвид опустил взгляд, пытаясь припомнить. – В первом упоминался Гибралтар и найденные британцами останки возле участка.
– Участок может быть шахтой. Иммари пытались нанять американского горного инженера, бывшего военного, для раскопок сооружения в нескольких милях под Гибралтарской бухтой. Они думали, что это затерянный город Атлантиды.
– Любопытно, – в глубокой задумчивости проронил Дэвид.
Не успел он добавить ни слова, как Кейт раскрыла дневник и начала читать.
9 августа 1917 года
Домой я прихожу уже поздно и застаю Хелену за кухонным столиком. Поставив локти на стол, она сжимает лицо обеими ладонями, словно стоит ей убрать руки, и оно рухнет не землю. Слез нет, но глаза у нее покраснели, будто она уже выплакалась и больше не может. Она выглядит точь-в-точь как женщины, которых я видел покидающими госпиталь в сопровождении двух санитаров с носилками, накрытыми белой простыней.
У Хелены трое братьев – двое служат, а один еще слишком юн для призыва, но, может, он только что записался волонтером. Это первое, что приходит мне в голову: сколько братьев у нее сейчас осталось?
Услышав хлопок двери, она подскакивает и смотрит на меня безумным взором.
– Что стряслось? – спрашиваю я.
Она обнимает меня.
– Я думала, вы это сделали – приняли эту работу или ушли навсегда.
Я обнимаю ее за плечи, и Хелена прячет лицо у меня на груди. Когда рыдания утихают, она поднимает на меня свои большие карие глаза, вопрошающие о чем-то, но расшифровать их вопрос я не в силах. Я целую ее в уста. Это голодный, отчаянный поцелуй – будто зверь впивается в добычу, за которой охотился весь день, пытаясь поддержать свои силы, впитывая жизненные соки, без которых ему погибель. Она такая хрупкая в моих объятьях, я тяну пальцы к ее блузке, нащупывая пуговицы, но она бьет меня по руке и делает шаг назад.
– Патрик, я не могу. Я еще… старомодна, во многих отношениях.
– Я могу подождать.
– Дело не в этом. Тут… ну… я бы хотела, чтобы вы познакомились с моим отцом. Со всей моей семьей.
– Я бы тоже очень этого хотел – познакомиться с ним, со всеми ними.
– Хорошо. До следующей недели я свободна от госпиталя. Я позвоню ему утром. Если это их устроит, мы можем отправиться дневным поездом.
– Давайте перенесем это на послезавтра. Мне нужно… Мне нужно кое-что получить.
– Очень хорошо.
– И еще одно, – я мучительно подыскиваю слова. Мне нужна работа, жалованье хотя бы за пару-тройку недель, и тогда у меня все устроено. – Насчет работы… я вообще-то посмотрел, и она, гм, может оказаться не столь уж и опасной…
Выражение ее черт стремительно меняется, изобразив нечто среднее между тревогой и негодованием, будто я дал ей пощечину.
– Я не могу. Я не буду. Ждать каждый день, гадая, вернетесь ли вы домой. Я не смогу так жить.
– Это все, что у меня есть, Хелена. Я искушен лишь в этом. Больше я ничего не умею.
– Не поверю этому ни на секунду. Мужчины начинают сызнова то и дело.
– И я начну, клянусь вам. Шесть недель – вот и все, что мне нужно, и я выброшу полотенце на ринг. Война к тому времени может закончиться, и сюда привезут новую бригаду, а вы отбудете отсюда, и мне нужно будет… Мне нужны деньги для… для того, чтобы сделать приуготовления.
– Приуготовления можно сделать без денег. У меня есть…
– Не может быть и речи.
– Если вы погибнете в этой шахте, мне нипочем этого не пережить. Сможете вы с этим мириться?
