– Тогда ещё кто-нибудь исчез? – прервала Сольвей его сбивчивый рассказ.
– Пара новобранцев из обозной охраны, только одного потом нашли, то есть сам пришёл. – Олф заметил, что ведунья медленно покачивается из стороны в сторону и что-то шепчет себе под нос. Он даже засомневался, слышит ли она его ответ.
– Я слушаю тебя, Олф, – отчётливо сказала она, и вновь послышалось невнятное бормотанье.
– Так вот – вернулся один, но сказал, что вообще ничего не помнит. А когда хотели его железом калёным приложить для памяти, он взял да и помер.
– Зря вы это…
– Так не приложили ведь, а хотели только. Клеймом с оберегом от одержимости…
– Знаю я это клеймо – им только одну одержимость другой заменяешь, а человек всё равно уже себе не принадлежит.
– А кто из нас себе принадлежит? Я вот, например, лорду служу. Он пропал, а я всё равно ему служу. Может, и я одержимый? А ты сама-то вон из какой дали примчалась. Ну, будь ты просто сама по себе – тоже всё бы бросила?
– Олф… Просто здесь я нужнее, чем там, где была, и… – Она не закончила фразу и вдруг начала медленно опускаться на колени, одновременно отстраняя рукой Олфа, который хотел подхватить её под локоть. – Они призывают Морха, Иблита, Аспара и Луцифа, они призывают тень Великолепного и Гордых Духов, заточённых в недрах Алой звезды. Они обращаются к тем, кто владеет силами Небытия, но утратил путь в сотворённый мир. Если здесь им удастся совершить свои кровавые ритуалы, эти силы сами проложат себе дорогу. Старухе нужна кровь, много крови. И ещё ей нужна боль, нестерпимая и страшная. Боль, ненависть и гнев – для неё пища, утоление жажды, спасение от собственной смерти. Она там, она прислужница Нечистого, хоть и ненавидит его, как и всё, что мешает ей обрести вечность и могущество, все, что не даёт её телу вновь обрести молодость. Они все хотят одного – сделать так, чтобы весь мир служил их похоти. Они все хотят одного, но каждый хочет этого только для себя. Когда-нибудь они истребят друг друга, но ещё раньше вселенная будет лежать в руинах…
Сольвей говорила всё громче и громче, веки её распахнулись, выпуская на волю слёзы, лицо исказилось гримасой ужаса, такой, что заставила Олфа отшатнуться. С той стороны, где поднималось солнце, с громким топотом бежал герольд Тоом, которого Олф накануне отправил обойти посты и слегка взбодрить воинов – перед рассветом начинается самое трудное время для стражи…
– Что с ней?! – кричал он на бегу. – Что стряслось?
– Помолчи! – Олф встал между герольдом и Сольвей. – Не мешай.
Теперь ведунья что-то шептала себе под нос. Слова можно было расслышать, но ни одно из них не было знакомо ни Олфу, ни Тоому. Только имена четырёх идолов временами срывались с её побледневших губ. На её недавний крик уже сбегались воины из ближних шаров, но Олф жестом приказал им остановиться, и они замерли в полусотне шагов.
Когда ведунья очнулась, солнечный диск уже налился раскалённым золотом, и почти всё войско собралось здесь, охватив полукольцом Олфа, Тоома и Сольвей.
– Идолы, обряды, печень девственницы, пляски у костра… Нет, не в этом суть. Эти жестокие игры в поклонение идолам – только начало. – Чувствовалось, что ведунья с трудом произносит слова, но то, что она только что узнала, не терпело отлагательств. – Старухе нужна резня, и ей не важно, кто победит, лишь бы было побольше крови, боли и ненависти. Это всё, что ей надо. А лорд Тарл – лишь игрушка в её руках, лишь верный раб своих страстей. Он ещё толком не знает, чем ему грозят затеи старухи, но пойдёт за ней до конца – и горе тому, кто попытается вернуть ему разум. Безликие всадники – лишь бесплотные тени Гордых Духов, но они приведут за собой несметные отражения монстров, сотворённых ими в глубине своих узилищ. И ужас, который они посеют одним лишь видом своим, не будет призрачен. Призраки обретают плоть, когда страх заставляет людей поверить в них.
Теперь она говорила тихо, но Олф искоса поглядывал на собравшееся вокруг воинство, надеясь, что никто, кроме него и герольда, не слышит речи ведуньи. Услышав такое, кто угодно мог впасть в отчаянье, которое могло обернуться либо непреодолимым страхом, либо нелепой безудержной отвагой. Дружинники верили Олфу, зная, что он не оставит их, что бы ни случилось, а если придётся погибнуть, то он готов разделить общую участь. Дружинники верили Олфу, но сейчас следовало утаить от них слова, которые могут показаться бредом человека, охваченного горячкой.
– Олф… – Ведунья перешла на едва слышный шёпот. – Отведи дружину от границы. Я останусь здесь и всё сделаю сама.
– Что ты сделаешь сама?
– Я же сказала – всё, что надо.
– Нет, я не оставлю тебя одну, – отозвался Олф. – А что я потом лорду скажу?
– А лорду можно не говорить ничего. – Сольвей печально улыбнулась, поднимаясь с колен. – Лучше бы ему не знать, что я вообще здесь была.
– Любой житель Холма не вправе иметь тайны от своего лорда, – вдруг заявил до сих пор молчавший герольд, взяв ведунью под локоть, и жестом пригласил её пройти под навес. – Мастер Олф, с твоего позволения, я пока расспрошу Сольвей, что она задумала, а ты, может, успокоишь дружину, а то, похоже, наши славные воины вот-вот начнут волноваться…
К полудню из Холм-Дола пришло ополчение мастеровых во главе со старшиной цеха кузнецов мастером Клёном. С ними прибыло три воза стрел, аккуратно увязанных пучками, пять возов копчёной лосятины и свежие новости из замка. Там начали ходить слухи, что лорда сам Нечистый уволок прямо в Пекло, а некоторые эллоры уже начали втихаря присматриваться к пустующему трону.
– Ну уж нет! – заявил Олф, выслушав рассказ Клёна. – Пока дружина здесь и пока я с дружиной, никто даже заикнуться об этом не смеет.
– Да они и не заикаются, – заверил его кузнец. – Они-то не заикаются, а слухи ходят. Тут ведь дело такое – кто-то кому-то шепнул утром по секрету, а к вечеру уже все об этом болтают. Язык-то без костей, у баб особенно… – Он вскользь посмотрел на Сольвей, которая полулежала на лавке, подложив под бок свёрнутую оленью шкуру. Рядом на бочонке из-под мочёных яблок сидел герольд Тоом и задумчиво жевал травинку.
– Олф… – сказала Сольвей слабым голосом. – Тебе надо вернуться в замок. Теперь ты понял почему?
– Сначала ты расскажешь всё, что задумала, а я уж потом решу. – Новости вызывали у Олфа лишь чувство досады, но никак не ощущение опасности. По сравнению с тем, что происходило здесь, на границе, вся эта возня у ступеней трона казалась ему лишь мелкими дрязгами, недостойными внимания настоящего воина. В конце концов, с теми, кто замышляет недоброе против своего господина, можно было разобраться и после.
– Мне кажется, я знаю, как заставить Щарап отказаться от своих планов. – Сольвей вдруг схватилась за горло и отхлебнула горячего отвара из кружки, услужливо протянутой герольдом. – Мне кажется, я знаю, что заставит её исчезнуть.
– Кажется или знаешь? – поинтересовался Олф.
– Кажется, знаю.
