Началось бегство, и бледные меченосцы безжалостно рубили всех, кто показал им спину. И на этот раз Пальмеру спасла то ли просто случайность, то ли случайность, дарованная Свыше. В день нападения Олд Гордог как раз возвращался с небольшим отрядом из Прибрежного замка. Олд остановил своих воинов на склоне, покрытом молодым ельником, так чтобы сначала можно было увидеть, что происходит внизу. Как раз в этот момент бледные меченосцы прижали к воротам остатки войска Пальмеры. И тогда его яростная атака решила исход битвы… Те немногие враги, которым удалось уцелеть, с нечеловеческой скоростью, оставляя за собой снежные вихри, скрылись, разбежались кто куда. Потом до самого конца зимы они нападали на дальние селища, небольшие отряды и одиноких путников. Олд Гордог со своим отрядом на нескольких оленьих упряжках носился по всей Пальмере, преследуя недобитков, но настигнуть удалось немногих. А в первые дни месяца Тала, когда весна в Пальмере еще ничем не отличается от зимы, последние бледные меченосцы исчезли сами собой.
Только через полгода, убедившись окончательно, что с врагом покончено, Олд вручил королеве Галле символы власти. Окса, ее мать, умерла еще в день битвы под стенами замка, в тот самый момент, когда меченосцы перешли в наступление, она выглянула из бойницы и, успев лишь выдавить из себя короткий стон, упала замертво. Втайне она надеялась, что меченосцы больше не вернутся, и с каждым годом надежда ее постепенно превращалась в веру… Ей было лишь пятнадцать лет, когда она приняла корону, и сорок, когда началось новое нашествие. К тому времени пропал Олд Гордог, который однажды весной отправился на север искать логово врагов, воины, уцелевшие в прошлой битве, либо состарились, либо ушли в Небесный Холм. Новое поколение воинов встало на защиту Пальмеры, но их было не больше, чем в прошлый раз, а число меченосцев возросло раз в пять. В шести сражениях они почти уничтожили войска королевы, потеряв только половину своих, и взяли приступом Прибрежный замок. Все, кто остался цел, укрылись в Скальном замке, но надежды спастись, а тем более победить не было уже ни у кого… Но опять наступила весна, и однажды караульные с высоких башен увидели, что равнина перед замком чиста от врага. Разведчики на оленях тут же отправились искать отступивших меченосцев, но ни их самих, ни даже их следов никто не нашел.
За третьим нашествием, еще через двадцать пять лет, последовало четвертое, во время которого удалось отсидеться в замках. Два старых успели расширить и укрепить и еще построили третий, Долинный. Теперь каменные стены могли укрыть всех, кто вовремя приходил под их защиту. Но во время пятого нашествия, когда меченосцев стало еще больше, они разбили ледяными таранами стены Долинного замка и перебили почти всех, кто там был, а сам замок развалили по камушку. Меченосцы приходили снова и снова через каждые четверть века. Женщины старались рожать больше детей, пока их мужья не отправились воевать, и почти всегда большая часть погибала. Но к новому нашествию вырастало новое поколение воинов, и Пальмера оставалась непреодолимой преградой для врага.
Элл Гордог, прямой потомок Олда Гордога, сейчас рассказывал об этом Первому Святителю не слишком подробно, но того, что он сказал, хватило для того, чтобы взгляд старика окаменел. Ему вовсе не хотелось верить в правдивость рассказа эллора, но и не верить он не мог – посох, освященный Именем Творца, пропустил гостя в Храм, посланец Тьмы сгорел бы, оказавшись рядом с ним, а человек, замышляющий зло или несущий неправду, просто не смог бы через него переступить.
Элл замолчал, подумав, что со старцем что-то случилось, и, поднимаясь, дотронулся до его руки.
– Братья проводят тебя в трапезную, – сказал старик невпопад, поднимаясь навстречу. – А завтра…
– Я не сказал самого главного, – прервал эллор Святителя. – На этот раз меченосцы пришли не через двадцать пять лет, а через двенадцать, и не в середине зимы, а в начале осени. Наши мальчики не успели вырасти и не могут принять бой, а нас, переживших прошлое нашествие, осталось немного. Мы никогда не обратились бы за помощью к Южным Холмам, на которых лежало проклятье королевы Пальмеры, но другого выхода нет ни у нас, ни у вас…
– Ты говоришь, проклятье лежало? – удивился Святитель. – Да, я знаю, что Пальмера перед своим уходом прокляла всех, кто предал память ее отца, всех потомков их, всех, кто служит им, и всех, кто от их земель кормится…
– Напутствуя меня, королева Элис по праву наследницы сняла проклятье, – ответил Элл. – Я привез с собой грамоту об этом.
– Тут мало грамоту написать. – Святитель взял свиток оленьей кожи, протянутый эллором. – Тут надо еще и обряд совершить… А у вас там, похоже, и Служителей-то истинных не осталось… Иди. Братья тебя в трапезную проводят. А поговорим завтра на рассвете. Мне еще к Творцу обратиться надо… Вот до завтра мне или еще кому из наших Голос не услышится, тогда и будем сами решать, что делать…
Трое младших Служителей после разговора со старцем Листом действительно проводили Элла в трапезную. Обеденное время уже кончилось, и стол с ним разделили только его молчаливые стражи. Мальчики в рубахах из некрашеного льняного полотна поставили перед ними одно большое деревянное блюдо с жареной осетриной, приправленной луком, несколько ломтей черного хлеба и кувшин кислого брусничного вина. Братья тут же взяли руками по рыбьему ломтю, и каждый начал не спеша поедать свою долю. На лицах их сразу же нарисовалось такое умиротворение, что Элл понял – такие жирные кусочки не часто перепадают младшим Служителям. Его самого больше привлек хлеб, который в Пальмере был большой редкостью даже на столах знатных эллоров и считался чуть ли не лакомством. Братья справились со своими кусками рыбы и хлеба гораздо быстрее, чем Гордог, но терпеливо ждали, когда он закончит кушать, и не начинали разливать вино в черные глиняные кружки.
Несколько раз в трапезную заглядывали какие-то бородачи в рясах и головных накидках, но стоило им заметить, что гость еще трапезничает, быстренько скрывались за дверью. Когда наконец мальчики унесли опустевшую посуду, в дверь чинно друг за другом вошли три Служителя, а братья вышли, но, судя по всему, остались стоять за дверью.
– Приветствуем гостя, – хором сказали Служители и коротко поклонились.
– Примите и мой поклон. – Элл тоже кивнул в ответ. – А почему у вас эти братья такие молчаливые, слова из них не выдавишь. – Он кивнул в сторону полуоткрытой двери.
– Они еще не Служители, они только послушники, – ответил тот, что казался старше остальных. – В молчании и смирении они ждут, пока на них Откровение снизойдет… Только мне кажется, что не дождутся.
– Что за откровение? – спросил Элл.
Служители переглянулись, двое схватились за бороды, изобразив глубокую задумчивость, а старший после короткой паузы ответил:
– Ныне не время об этом говорить. Нам Первый Святитель указал расспросить тебя подробнее о делах ваших, нам доселе неведомых, пока он сам Голоса ждет в уединении…
Дверь вновь распахнулась, чинно вошли те же мальчики и поставили на стол еще пару кувшинов вина и четыре глиняных кружки, видно, для того, чтобы беседу оживить. Пришлось эллору снова повторять то, что он Святителю рассказал. Один из Служителей, который на уголке скромно присел, разложил на столе чистые листы телячьей кожи, плеснул из пузырька в плошку густой черной жидкости и начал хитро заточенной палочкой что-то записывать. А другой, что слева от старшего сидел, всё причитал, слушая: «Вот беда-то какая… А нам-то и невдомек…»
