Герлин улыбнулась ему в ответ. Казалось, она действительно готова была поддаться и прижаться к нему. Но в этот момент, оповещая о начале богослужения, раздался звон колоколов, и отозвались колокола всех церквей Бамберга и округи.
— Христос воскрес! — сухо произнесла Герлин. — Нам следует вернуться в церковь…
Флорис удержал ее.
— Разве мы не задолжали госпоже Венере хотя бы один поцелуй? — прошептал он. — Раз уж она нас сюда привела… Смотри, маленький Амур, испугавшись, снова прячется вон за той звездой! Мы не можем его разочаровать.
Герлин невольно рассмеялась.
— На Пасху можно обняться, — пробормотала она.
В действительности так происходило во время богослужения. Но, разумеется, обнимались люди, которые сидели рядом, то есть женщины с женщинами, мужчины с мужчинами или же члены одной семьи на местах для богатых. Герлин прижалась к Флорису и почувствовала себя защищенной и утешенной. На следующий день празднования Пасхи закончатся, и все наверняка будет хорошо… Странно, что она думала о Дитрихе и беспокоилась о нем, пока обнимала другого, но ведь эта любовь была совсем другой… Герлин должна была признаться себе, что любила Дитриха, как мать любит своего ребенка, — а вот в объятьях Флориса она чувствовала себя женщиной. И когда рыцарь прижался губами к ее губам, она перестала о чем-либо думать. Герлин переполняли радость и ощущение начала чего-то прекрасного.
— Счастливой Пасхи! Христос воскрес, радостного праздника Пасхи вам!
Герлин и Флорис поспешили по коридорам крепости и приветствовали всех, кто попадался им на пути. Ни один из них не обратил внимания на то, что первым им повстречался Леон из Гингста — сразу же, на лестнице, ведущей к балкону. Ни он, ни она не подумали о том, свидетелем чего мог стать этот рыцарь. Ни Герлин, ни Флорис не чувствовали себя виноватыми.
Наконец во вторник обитатели Лауэнштайна отправились домой, несмотря на испортившуюся погоду. Согласно обычаю, гости должны были уехать с не меньшим количеством подарков, чем привезли сами, и Герлин опасалась, что снова придется брать отдельную повозку для даров. Однако Дитрих отклонил почти все подарки епископа или пожертвовал их местным монастырям, уверяя епископа, что ему достаточно быть одаренным честью провести с ним праздник Пасхи. Герлин пожертвовала все дары ближайшему женскому монастырю и оставила себе только крест, усыпанный драгоценными камнями. Епископа это вполне устраивало, он охотно оставил золото себе. Обе стороны были весьма довольны друг другом, и господин Отто согласился, чтобы лошади Дитриха и его возничий побыли в его крепости, пока дороги не просохнут.
Однако для Дитмара все же нужна была крытая повозка. Пришлось довольствоваться двухколесной повозкой, которую легче было поднимать в случае невозможности проехать. Разумеется, она задерживала путешественников, поскольку дороги сейчас были на самом деле еще менее проходимыми, чем до Пасхи, а наступившая весна не принесла тепла. Более того, на второй день путешествия резко похолодало, поднялась метель, и всадники с трудом двигались вперед. Разумеется, им не удалось добраться до деревни, где они могли бы переночевать хотя бы в крестьянских лачугах. Рыцари, возничие и оруженосцы — все вместе, невзирая на происхождение, пытались установить навесы, вбивали жерди и колышки.
Герлин устроилась с Дитмаром в повозке и охотно забрала бы к себе Дитриха. Ее юный супруг весь день выглядел обессиленным и настолько осип, что не мог разговаривать. Когда палатки наконец установили, Герлин с сыном перебралась в свою, и Дитрих, полумертвый от усталости, упал возле нее. Однако внутри также было промозгло — после двух дней дождей, крупы и снега палатки отсырели, так что Дитмара завернули в уйму одеял. На ночь Герлин уложила его между собой и Дитрихом, о чем позже пожалела. Дитрих надрывно кашлял, и ни Герлин, ни ребенок не смогли уснуть.
— Может, вам следует остаться на пару дней? — спросила хозяйка поместья, в котором они все-таки разместились на следующий день на ночлег.
Она растопила баню, и Дитрих наконец лег спать чистым и в тепле. Однако Герлин почувствовала лихорадочный жар, исходящий от него. Было ясно, что юный граф заболел, и Герлин поблагодарила хозяйку, когда та на следующее утро позвала цирюльника, чтобы тот оказал помощь больному. Цирюльник предложил сделать кровопускание, от чего Дитрих категорически отказался.
— Господин Соломон пускает кровь в редких случаях, — заявил он Герлин глухим голосом. — И никогда, если… Как бы то ни было, нам лучше как можно скорей вернуться домой. Я охотней отдам себя в руки Соломона.
Герлин кивнула: она знала, что он хотел сказать. Господин Соломон никогда не делал кровопускания, если больной был сильно ослаблен. И Дитрих понимал, что серьезно болен, хотя и убеждал всех, что вполне сможет продержаться еще пару дней.
Наконец они пришли к согласию: было решено переждать еще, по меньшей мере, один день, пока не перестанет идти дождь. Наконец он прекратился, и, хотя было сыро, обитатели Лауэнштайна снова отправились в путь через густой лес, и на этот раз им по крайней мере не встретились грабители. Похоже, для них эта погода также была слишком сырой.
За этот день они значительно продвинулись, и Флорис решил пораньше остановиться на ночлег. До ближайшей крепости было далеко, так что пришлось расположиться в деревне.
— Я знаю, что вы бы лучше ночевали в палатке, чем в крестьянской лачуге, хоть народ и приветливо встречает нас, однако я беспокоюсь о Дитрихе. Ему нужна крыша над головой и больше тепла, чем в палатке.
— Значит, его состояние усугубилось? — спросила Герлин.
Дитрих целый день ехал рядом с Флорисом во главе группы, в то время как она держалась рядом с повозкой, в которой находился сын, а за ней следовал молчаливый Леон из Гингста. Да и другие рыцари редко заговаривали друг с другом. Ни у кого уже не было ни сил, ни желания на болтовню во время езды.
Флорис пожал плечами:
— Он мужественно держится, Герлин, но ведь я его знаю. И мне было бы спокойней, если бы я сегодня, а не завтра мог передать его в руки нашего лекаря.
В эту ночь о больном заботилась деревенская травница. Как и всегда, крестьяне держались робко, но были приветливыми. Владелец Лауэнштайна — а крестьяне все еще считали им отца Дитриха или другого члена семейства — слыл хорошим господином. Увидев, что Дитрих не притрагивается к предложенной еде и мучается из-за приступов кашля, глава поселения после долгих поклонов и извинений привел местную травницу.
— Эта знахарка знает свое дело! — заявил он и втолкнул в комнату сморщенную бабенку, которая сразу же показала себя истинной христианкой, положив на постель Дитриха яйцо, освященное в Зеленый четверг .
Согласно этому обычаю, благословленные в церкви в этот предпасхальный день яйца должны излечивать от всех болезней. Кроме этого старуха заварила травы и наложила Дитриху компресс на грудь. Ему была неприятна ее забота, однако на следующий день он почувствовал себя гораздо лучше. Герлин щедро одарила целительницу.
