Мириам переводила огромные от испуга глаза с одного мужчины на другого. При лунном свете она была еще очаровательнее, чем обычно. Ее глаза и кожа сияли, волосы, слегка прикрытые вуалью, свободно ниспадали на плечи. Авраам вытащил меч.
— Нам нужны не потаскухи, мы здесь по поручению короля! — заявил французский рыцарь. — Мы располагаем сведениями, что здесь находится еврейская купальня!
Женщина тут же начала оправдываться, и Авраам подумал, не разыскать ли ему городскую стражу. Возможно, хозяйку купальни нельзя будет ни в чем обвинить, даже если ее заведение обыщут. Резервуар, в который поступает проточная вода, мог бы находиться и в обычной паровой бане, к тому же у хозяйки наверняка есть официальное разрешение. Но до того как Авраам принял решение, что следует предпринять, неотесанный рыцарь указал на Мириам:
— А я ведь знаю эту… эту потаскуху! Она была с тем чудаком, которого мы сопровождали. Называла себя Марией. А выходит, она еврейка?
По спине Авраама пробежал холодок. Теперь, когда мужчина в пылу перепалки заговорил по-немецки, он сразу же узнал его. Бертольд из Бингена.
— Кем бы она ни была, — заговорил другой мужчина, тоже по-немецки, и Авраам сразу же узнал в нем Генриха из Оберга, еще одного рыцаря из эскорта Мартинуса, и, смеясь, потянулся к вуали Мириам, — нам теперь не нужно ее охранять. И то, чем она тут занималась, тоже незаконно, это уж точно. Значит…
Мужчина протянул руку к груди Мириам, хозяйка купальни закричала, и Авраам больше не стал раздумывать. Его меч пронзил рыцарю горло.
Глава 2
Соломона из Кронаха разбудили первые лучи солнца. Окна комнаты на постоялом дворе выходили на восток, и Соломон с улыбкой наблюдал за игрой света на каштановых волосах Герлин, а затем сел на постели, рискуя разбудить любимую. Герлин спала, плотно прижавшись к нему, положив голову на его плечо. Она выглядела такой счастливой и беспечной… Соломон как раз хотел разбудить ее поцелуем, когда в дверь осторожно постучали.
Герлин тут же испуганно вскочила — беглецы обладали чутким сном.
— Авраам? — спросил Соломон.
Герлин поспешно встала и накинула на обнаженные плечи шаль.
— Нет, господин, это я, мадам Селестина… ваша хозяйка. Прошу простить за столь раннее вторжение, но я…
— Ничего страшного. — Герлин открыла дверь. Соломон прикрылся одеялом. — Мы все равно уже проснулись.
— Я не хотела вас беспокоить, — извиняющимся тоном сказала мадам Селестина. — Но я переживаю. Ваша юная родственница…
Герлин и Соломон представили ей Мириам как племянницу Герлин, а Авраама — как племянника Соломона, которые во время совместного путешествия неожиданно влюбились друг в друга и теперь были помолвлены. Верующей еврейке это показалось странным — обычно браки устраивали родители, — но если семья ничего не имела против, она готова была смириться с этой божественной связью. Однако сейчас она явно была взволнована.
— Подумайте только, я посоветовала девушке посетить микву до наступления рассвета, и она действительно ушла довольно рано, и ее сопровождал молодой человек. Но оба уже давным-давно должны были вернуться, теперь совсем светло. Боюсь, с ними что-то случилось… и я… я хотела вас попросить…
— Мы сейчас же отправимся на их поиски! — заверил ее встревоженный Соломон. — Скорее всего, они просто не думают, что мы можем беспокоиться, — это вполне в духе моего нерадивого племянника, они могут сейчас сидеть где-нибудь в трактире и завтракать. Но мы, конечно же, должны удостовериться, что так оно и есть… Благодарю вас, мадам Селестина…
Лекарь вскочил с кровати, как только за женщиной закрылась дверь. Он схватил тунику и меч.
— Этого Авраама нельзя ни на секунду упускать из виду! Что он натворил в этот раз? Что…
— Не переживай, вряд ли с ними случилось что-то ужасное… — попыталась успокоить его Герлин.
Однако она также мгновенно натянула на себя одежду. Хозяйка не стала бы их будить, если бы не было причин беспокоиться. Уже долгое время Париж был опасным городом для евреев. Нынешний король Филипп ІІ не весь свой гнев выплескивал на евреев — ходили даже слухи, что он снова мог открыть им доступ в свои земли. Однако его предшественник Людовик VІІ сжег множество иудеев живьем, и тогда люди стали более бдительными: разоблачение и поимка еврея означали казнь и народное гуляние или даже расправу на месте, что было отличным развлечением для толпы.
— Ты хочешь пойти со мной? — озабоченно спросил Соломон, обувая сапоги.
Герлин, накинув плащ, кивнула.
— Конечно! Я не отпущу тебя одного. Тем более сегодня… — Она бросила на него нежный взгляд, и он неспешно поцеловал ее.
— Герлин, это была самая прекрасная ночь в моей жизни. Если я сегодня умру, я умру счастливым. Я не знаю, что будет дальше, но…
Герлин ласково провела рукой по его лицу и приложила палец к его губам.
— Об этом мы подумаем позже. Но мы обязательно найдем какой-нибудь выход. Без сомнения. Бог… твой Бог, или мой, или наш… единственный вечный Господь благословил нас. То, что произошло между нами, может противоречить человеческим законам, но не Божьей воле.
Соломон еще раз поцеловал ее, однако заговорил о другом.
— Ты права, нам нужно идти. Что будем делать с Дитмаром?
Герлин хотела взять сына с собой, однако малыш проснулся, оказавшись у нее на руках, и потребовал свою кашу. Герлин ничего не оставалось, кроме как отнести его в кухню к мадам Селестине.
— Ах, да просто оставьте его здесь, я присмотрю за ним! — Хозяйка наполнила чашу манной кашей и щедро добавила туда меда. Дитмар не пробовал ничего вкусней с тех пор, как вместе с матерью покинул Лауэнштайн. Он с нетерпением ждал, когда заботливая хозяйка сунет ему в рот очередную ложечку каши. — Вот видите, он хочет остаться со мной. И я так давно не держала ребенка на руках!
На лице госпожи Селестины читалась неимоверная тоска по внукам, которых она, возможно, никогда не увидит. Для крещеных для видимости евреев было опасно получать письма с юга испанского полуострова, находящегося в руках мавров. Съездить туда, чтобы проведать свою родню, было невозможно.
Герлин задумалась, но Соломон поторопил ее.
— Если за Дитмаром будет присматривать мадам Селестина, она заметит, что он не обрезан, — обеспокоено сказала Герлин, шагая рядом с любимым по улицам просыпающегося города.
Уже открылись базары, и Соломону и Герлин приходилось обходить тележки с овощами, уступить дорогу торговцу сыром, который катил огромные головки сыра к прилавку, и при этом следить за тем, чтобы не попасть под выливаемое на улицу содержимое ночных горшков.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказал Соломон.
Хотя он и ругал Авраама, его действительно очень беспокоило отсутствие племянника. Он был юношей легкомысленным, однако серьезно относился к Мириам. И он наверняка не собирался компрометировать девушку, не приведя ее сразу же после миквы к «родственникам». Соломон шагал так быстро, что Герлин едва поспевала за ним — и пустилась бегом, когда услышала доносящиеся со стороны купальни крики и звон клинков.
