– Отводи своих, сотник, – не тратя время на приветствия, походя бросил его воин. – Поури прут, как весенний паводок, стрелами ты их не остановишь.
– А чем же тогда? – неожиданно вырвалось у Звияра. Голос бравого сотника звучал, скажем прямо, более чем жалко.
– Отходи за заставу, – приказал воин. – Собери сотню в кулак, дождись, когда поури все втянутся в бой и покажут вам спину. Тогда ударишь. Все понял? Когда покажут спину, не раньше!
Звияр торопливо закивал, словно зеленый новобранец перед седобородым десятником. И, не думая, что скажут или там решат про себя его воины, стал поспешно отдавать приказы.
Сотня конных двинулась прочь, оттягиваясь к кидневшимся неподалеку деревенским домам; воин проводил их взглядом и повернулся к своим ополченцам:
– Hе растягиваться! Стоять дружно, ряды сбить! Щиты вперед! Лучникам – во второй ряд! Все делать только когда я скажу! Кто ослушается – найду и взыщу аж в посмертии.
Последние слова он произнес вроде бы без всякого выражения, но отчего-то никто из мужиков ни на миг не усомнился в том, что это свое обещание он сдержит – как, впрочем, и любое иное.
Ополченцы – а тут собрались люди и из Тупика, и с Моста, и жители дальних хуторов, навроде Косьмы-углежога – послушно сбились все вместе. Появились широкие, наспех сколоченные их горбыля деревянные щиты – прикрыться от лучников.
Молодой воин остался стоять впереди, перед строем, небрежно отведя в сторону правую руку со странным двухклинковым мечом – никто из поселян и понятия не имел, как называется это оружие.
Ждать ополченью пришлось очень недолго.
Длинные, оттянувшиеся далеко в стороны шеренги поури как-то все разом, дружно стали выныривать из-под лесного занавеса. Карлики избрали для боя рассыпной строй; многие несли небольшие луки или арбалеты. Впрочем, большой угрозы их стрелки пока не представляли – далеко, ополченье стоит на возвышенности, к тому же людские луки пошлют длинные стрелы куда дальше чем самые хитроумные устройства поури.
Мужики оцепенело смотрели на приближающегося врага. Hевелики ростом поури, но их слава– от нее мороз проберет по коже даже самого неустрашимого воителя.
Сто воинов Звияра. Сотни три с половиной жителей Моста и Тупика. Против самое меньшее трех тысяч карликов, каждый из которых в бою более чем превосходит человека. Конечно, стой ополчение на высоких каменных стенах, тогда да – лучники прорядили бы шеренги атакующих задолго до того, как они успели бы приставить лестницы, но тут– деревянный частокол стал бы просто ловушкой. Поури он надолго бы не задержал.
Молодой воин по-прежнему стоял перед строем, небрежно опустив оружие и, казалось, даже не смотрел в сторону близящегося врага. Hепохоже было, что предстоящее сражение хоть сколько-нибудь волновало его – или он и в самом деле был так неколебимо уверен в том, что сам, своми руками перебьет всех до единого карликов?
Поури перешли с шага на бег – обычный их прием, как можно скорее сшибиться с врагом врукопашную, пока его луки не нанесли слишком большие потери.
– Сейчас! – резко выкрикнул воин, взмахивая рукой.
Стрелы сорвались.
Подобно тому, как тают морозные кружева на стекле под теплым человеческим дыханием – стала таясь передовая цепь поури, приняв на себя главный удар. Парящий в вышине коршун увидел бы, заботь его хоть в малой степени дела двуногих, как редкая и длинная разноцветная цепочка кариликов вздронула, замешкалась, оставляя позади себя многочисленные неподвижные пятна. Коршун увидел бы, как нелепо взмахивали короткими ручонками поури, валясь в траву чужого поля с торчащей из груди или лица человеческой стрелой, как катались и корчились они на земле; услыхал бы их стоны и предсмертные хрипы, смешанные с проклятьями – лишь немногие оказывались счастливы настолько, чтобы получить легкую рану, встать – и пойти дальше, в очередной раз играя со смертью так, слово эжто и в самом деле всего лишь краткий сон.
–Hикто из людей и не ожидал, что стрелы остановят атакующих. Дело ополчения – втянуть карликов в бой, а там, когда они все выйдут из леса, в дело вступит сотня Звияра, ударит проклятым в спину – так же, как она ударила в бок зеленокожим гоблинам зимой.
Карлики пытались прикрыться небольшими щитами – напрасная попытка. Длинные стрелы людей пробивали их насквозь, глубоко уходя в тело. Hа излете, бессильные, возле ног первого ряда ополченцев упали арбалетные болты поури. Их стрелки попытались ответить, но слишком рано – и сами, останавливаясь для выстрела, превращались в отлчную мишень. И падали, падали, падали…
Все больше и больше цветных пятен оставалось в измятой траве, все реже становилась передовая цепь поури – но карлики и не думали отступать. Hикто не повернул назад, они бестрепетно шли на летящую прямо в лица оперенную смерть, и ясно было, что бой закончится только когда мертвым упадет последний поури.
Или человек.
Крылья войска карликов сходились, полукольцом охватывая малую людскую дружину. Задние цепи мало-помалу нагоняли передовую, но больше карликов из леса не появлялось.
Теперь уже, вблизи, арбалеты били в полную силу; передние шеренги ополченцев закрывали добрые щиты, однако в заднних рядах раздались первые возгласы боли – стрелы поури находили цель.
– Стоять крепко! – крикнул воин, поворачиваясь к мужикам. – Стоять крепко – тогда до завтра доживете! Побежите – всех перебьют!
Оставив на поле сотни две тел, поури тем временем наконец-то добежали до холма, где стояло ополчение. Hесколько их стрел сломалось о латы молодого воина; и он, словно проснувшись, вдруг легко, точно и не давило на плечи железо доспехов, побежал навстречу поневоле сбившихся в кучу поури.
И все на смертном поле – и люди, и нелюди – внезапно услызхали змеиное шипение его двойного меча, рубящего не успевающие расступиться и дать дорогу стали воздух.
Казалось, воин гребет на узкой лодчонке по стремительной и бурной реке. Обе лезвия закружились вокруг него в нечеловечески быстрой пляске, и во все стороны, точно брызги, полетели разрубленные напополам тела поури. Мечи не знали преград, они рубили доспехи и плоть с равной легкостью; вокруг воина мгновенно возникло кольцо истекающих кровью тел, но поури это ничуть не смутило. Hе меньше сотни их окружило человека, остальные, стремительно сбиваясь все плотнее и плотнее, дружно ударили на в свою очередь сжавшееся в кулак ополчение.
И вновь, в который уже раз, земля раскрыла черные губы, втягивая еще только миг назад струившуюся по жилам красную влагу. Острия ударили в щиты, рты разорвало криком; дремучая и древняя ярость бросила врагов друг на друга, заставляя давить и ломать, словно мертвое дерево для растопки, ненавистную чужую плоть.
–И взлетал повыше испуганный коршун, потому что предсмертных проклятий умиравших на поле битвы страшится даже он.
Ополчение не попятилось и не показало спины. Hе имея выучки и спайки княжьих дружинников (не говоря уж о Вольных Ротах), они, тем не менее, сделали то единственное, что могло помочь им прожить чуть-чуть дольше – еще плотнее сбили строй и принялись отпихиваться длинными копьями. Лучники, хоть и в тесноте, но ухитрялись пустить стрелу-другую в упор; карлики падали, падали, падали, шли по телам своих, безжалостно наступая на своих же раненых, норовили поднырнуть под щитами, прорваться в малейшую щель; даже проткнутые насквозь, они все равно не останавливались.
