Именно в это время, в ходе двухнедельных ожесточенных боев под Орлом, произошел основной перелом в ходе всей Гражданской войны и начался откат Белых армий на юг. Сначала организованный и постепенный, потом стремительный и панический. Остановились белые только на берегу Черного моря.
Несмотря на бегство белогвардейцев на юг, в Орловской губернии оставалось еще много контрреволюционных сил. Остатки регулярных белогвардейских частей объединялись в отряды, совершая мятежи и убийства, вооруженные грабежи. Отдельные банды отличались зверствами, терроризируя местное население. Повсеместно вспыхивали кулацкие мятежи в богатых и не разграбленных селах губернии.
В это время было совершено одно из самых дерзких ограблений на железнодорожном переезде Орел — Змиевка. Бронированный эшелон перевозил большую партию золота в слитках, мешки с иностранной валютой и драгоценности, собранные ВЧК в Южных губерниях России. Убегающим на юг белогвардейцам и мещанам приходилось расставаться с фамильными ювелирными ценностями в руках ВЧК. Среди экспроприированных драгоценностей встречались уникальные, огромной цены крупные бриллианты и ценные камни из царской коллекции и богатейших людей России.
2
Последняя октябрьская ночь 1919 года опустилась на Орловское полесье, погружая его в белесую дымку короткой теплой ночи. Соловьи и лесные пичуги наполнили лес переливчатыми песнями, да запахи терпкой полыни и осеннего еще душистого разнотравья приходил с диких полей. Изредка слышались отдаленные оружейные выстрелы, напоминая о гражданской войне.
Штабс–капитану Николаю Ухальскому не спалось этой ночью. Он подошел к мерцающему костру, где дремало несколько пьяных корниловцев. Одетые в черную форму, они, как летучие мыши, сливались с черной землей. Один из них взмахивал в бреду рукой, повторяя: «Приказный, приказный, водки мне…».
Взяв гитару, чудом уцелевшую, после последнего отступления, а по сути — бегства от красной кавалерии по лесным пролескам и орловским болотистым топям, Ухальский вдруг вспомнил свое родовое поместье под Питером на Финском заливе, и желанную ему горничную Прасковью. «Господи, ведь нам тогда исполнилось только по 18 лет. Я приехал с кадетского корпуса на лето, а она была такая цветущая и милая, с зелеными глазами и светло–русой косой, ее тонкую талию перетягивал цыганский платок…». Тихо тронув струны, штабс–капитан запел:
— Луг покрыт туманом,
— Словно пеленой;
— Слышен за курганом
— Звон сторожевой.
— Этот звон унылый
— Давно прошлых дней
— Пробудил, что было,
— В памяти моей.
— Вот все миновало,
— Я уж под венцом,
— Молодца сковали
— Золотым кольцом.
— Только не с тобою,
— Милая моя,
— Спишь ты под землею,
— Спишь из‑за меня.
— Над твоей могилой
— Соловей поет, —
— Скоро и твой милый
— Тем же сном уснет…
В лесу, что‑то хрустнуло и из темной ночи показался высокий силуэт полковника Рохлина из 3–го конного корпуса генерала Шкуро. Не мало пролил крови красных воинов полковник Рохлин с конным отрядом специального назначения «Волчьей сотней», пройдя по тылам красных отрядов.
— Ну, что штабс–капитан, не спиться вам? — полковник подбросил в костер несколько недогоревших поленьев и яркие сполохи огня осветили его небритое лицо и рано–поседевшие волосы.
— Мысли одолевают, полковник, — перестал играть Ухальский и достал бутылку коньяка. — Выпьете, со мной? Вам то, что не спиться, полковник?
— Да спал, но верите, Ухальский, сон привязался ко мне… Представляете, я среди красных комиссаров, хватаюсь за шашку, хочу достать их, а шашка у меня, словно прутик, гнется. Они смеются надо мной. А еще знаете, там крысы бегали такие ужасные — белые с красными глазами. Представляете? Ха–ха–ха…
Полковник громко рассмеялся и то же налил себе в медную чарку. Крякнув, он выпил, после утер обратной стороной ладони усы и перекрестился.
— Лютуют красные, стараются достать нас, хотя тут в полесье нас только несколько сотен наберется. Остальные все на юг ушли.
— Говорят генерал Деникин бежал в Крым, — тихо сообщил штабс–капитан. — И были слухи, что он все командование передал Врангелю и с семьей собирается отплыть в Константинополь.
— Эх, штабс–капитан, все они как крысы дали деру… Да и нас, что тут держит, только золото и драгоценности, которые Атаман Раковский, где‑то спрятал в лесах, — сквозь зубы сообщил полковник и достал из ножен свою кавалерийскую шашку. Он потрогал ее на прочность и довольно хмыкнул.
— Сдается мне, что не увидим мы, господа, нашу долю. Уголовник этот атаман, и то право, похож на беглого каторжанина, как то наколку видел у него на груди череп с короной.
— Позвольте, вон у корниловцев тоже черепа на рукавах.
Тут один из пьяных офицеров корниловцев проснулся и испуганно оглянулся кругом, шаря по земле, выискивая свое оружие. Затем, наконец, найдя Маузер, он успокоился.
— Что, господа, красные? Где лошади, вестовой, где мой Коленкур вороной?
— Успокойтесь, под–поручик, нет здесь красных. Слава богу, по ночам они спят.
Корниловский под–поручик сбросил с себя китель и оставшись в одной белой нательной рубахе присел к костру. Его длинные бакенбарды и усы едва ли прикрывали глубокий шрам через все лицо. Выпив остатки коньяку, он взял гитару и запел:
— Лютый месяц, восемнадцатый год.
— Начинается Первый Кубанский поход…
— Корниловский полк, белая кость;
— Почти каждый — уже нездешний гость.
— На рукавах и знаменах у них черепа.
— В задонские степи влечет их судьба…, — он прервал свою игру, видно что‑то вспомнив, но сильно ударив по струнам, он допел свой куплет:
— В черных мундирах смертными птицами
— По карте вниз — кровавыми вереницами -
— Струятся от Ростова до Екатеринодара:
— Кроши красноперых! Руби комиссаров!
Откуда‑то издалека с перелеска, что примыкал к густой березовой роще, послышался шум и топот лошадей. Полковник вскочил и подбежал к одной из повозок. Сбросив чехол, он повернул в сторону шума станковый пулемет «Льюис» с толстым кожухом ствола и круглой улиткой магазина наверху. Передернув затвор, хладнокровный полковник дал команду: — Всем укрыться, угостим красных свинцом!
— Не стрелять, это «Марковцы», — крикнул штабс–капитан Ухальский. — Кавалерийский разъезд вернулся с дозора.
— Не стреляйте, господа, это 3–го офицерского генерала Маркова полка поручик Смолин, — сбросил с себя черную бурку младший офицер. — Ох, господа, опять красные вокруг лесов собираются. Две колонны у них там под городом, не прорваться. Видно опять в болота за Ольшанские озера нам придется уходить.
