— А приказ Артузова и Семенова?
Капитан Семенов понимал, что красноармеец Брылин был прав, в этом и была логика масштабных войн. Но Григорий имел боевой опыт спецназовца, и опыт войны с международными террористами и бандитами на Кавказе научил его менять любой приказ, если менялись события, и если это могло ускорить победу над врагом.
— У нас есть приказ, Василий, победить! Ни кто не может его отменить. Мы потеряли много времени, и не знаем, что нас ожидает впереди? А через час начнет светать и белые могут ударить по городу.
Брылин в размышлениях вместе с другими старшими красноармейцами размышляли под перестук неспешно едущего бронепоезда. Он не мог не верить этому ставшему уже героем в их глазах Григорию Семенову, поэтому твердо глянув в глаза сначала Григорию, а затем и остальным, спросил:
— Григорий ты был командиром?
— Командовал разведывательным отделением, приходилось сражаться с бандитами…
— Тогда у меня предложение, товарищи красноармейцы, выбрать Григория Семенова начальником бронепоезда… Кто «За» — прошу поднять руки, — предложил Брылин и первый поднял руку. А за ним еще три красноармейца единогласно проголосовали за Григория.
— Спасибо, товарищи, на время проведения операции, я готов взять на себя командование бронепоездом «Грозный». Тогда коль вы мне доверили, отдаю первый приказ: возвращаться на свои бронеплатформы. Будем ждать на первой же станции приказов из Орла. Если связи не будет, то как услышим канонаду тронемся сразу обратно к Орлу и поддержим наших огнем…
6
Белогвардейский сборный конный полк, вот уже около часа как остановился около монастыря вблизи села Крутая Гора. Полковник Рохлин смотрел в полевой бинокль на укутанный черным небом город Орел, который находился в нескольких верстах от села.
Казаки и солдаты сделали привал в лесу, запалив несколько костров. Полковнику не было с кем посоветоваться и он вдруг вспомнил свою, умершую от тифа, любимую жену Варвару, которую он наспех схоронил в Москве на Дорогомиловском кладбище…
С каждым днем его все больше тянуло снова припасть к ее надгробному холмику и умереть рядом с ней. Он понимал, что Белое движение обречено на провал. Царская Россия была разрушена окончательно, а новая власть рабочего люда и крестьян с каждым днем крепла…
Рохлин понимал, что ни какая жестокость и военное искусство белых генералов Деникина, Колчака — не спасут Россию и не вернут прошлое. С этим были согласны и многие белогвардейские офицеры, но отсутствие выбора, и не имея иного пути они шли на смерть, убивая и погибая…
На часах еще не наступило 7.00, когда прискакал разъезд казаков со станции Стишь. Есаул с огромными и длинными руками был в овчинном полушубке и шашкой на боку. Утерев усы, он взволнованно выпалил:
— Вашескобродие, отбили красные бронепоезд и ушли на нем на юг… особливо там постарался этот рыжий Григорий, который от нас убег.
— Ладно, есаул, ехайте к кострам, отдохните… Да скажите, что в 7.30 выступаем. Будем бить красных нынче, а там как карта ляжет.
Разъезд казаков отъехал от полковника и вдруг есаул остановился в размышлениях.
— Прохор Степанович, что не так, али соображенья имеешь, так скажи нам. Какая думка не за горами, а то глядишь уж смерть то за плечами…
— Поглядел я на полковника, да чую смерть в нем уже гнездо свила, — сплюнул на землю есаул. — Нету нам, станичники, резона в землю ложиться с офицерьем… Жены, да детишки ждут нас. Айда от сюды по домам!
— Да, братцы горемычные… жить грустно, а умирать тошно, — подхватил и другой казак и стал разворачивать коня в обратную сторону. — Хватит отвоевались!
— Много до нас прожито, а нам маленько осталось, вот бы раз еще жинку свою обнять, — с трудом выдавил один из старых казаков, кто служил царю уже десяток лет, и спрятал невольно покатившуюся слезу.
— Гей–гей! Казаки по домам! — подхватили другие… и вот уже казачий разъезд в 15 сабель растаял в светлеющей ночи, уходя в Донские степи.
Полковник проводил взглядом ускакавший прочь казачий отряд и, опустив голову, перекрестился. «Один раз мать родила, один раз и умирать… Глядишь и Варвару свою единственную на небесах встречу сегодня», — подумал он, и вдруг ему стало светло и легче на душе, словно небесный свет к нему спустился и где‑то вдалеке он увидел свою любимую жену. Она шла в том белом вышитым балахоне, в каком клан он ее в гроб, да отпевал в Дорогомиловском монастыре.
«Так, что же тянуть то дольше, раз такой знак Всевышний подает, надо подымать свой полк, взойдем на Голгофу!», — решил он, и поскакал в лагерь строить свое войско в последний бой…
Лишь первый луч солнца окрасил небо с востока и зажелтил линию горизонта, как вдали показался неприятель. Словно черная несметная волчья стая неслась конница белогвардейцев по полю вдоль железной дороги к городу.
Красные бойцы еще издали заметили неприятеля и стали в который раз проверять шашки, да оружие, что бы в самый последний момент перед решительной и кровавой схваткой не подвела амуниция. Конники подтягивали конскую сбрую и искоса поглядывали на своих командиров, желая найти в них уверенность и веру в победу.
— Семенов шли гонца пусть отзвонят на бронепоезд, может где объявился, тогда пусть сюда летит на всех парах, атакует неприятеля с тыла — негромко, но внятно отдал приказ Артузов. Он вдруг опять почувствовал тошноту, которая приходила к нему каждый раз, когда начиналась бессмысленная и жестокая кровавая людская рубка. — Передай Военкому Звонареву пусть орудия начинают бить по ним издалека, они все равно не отвернут…
Первые залпы артиллерийских орудий сотрясли утренний морозный воздух. Огненные всполохи окрасили воздух в красный свет, а секундой позже показались взрывы среди летящей по полю белой конницы, до которой оставалось уже не более полутора километров.
— Давайте, бойцы, стреляй почаще, не жалей снарядов! — закричал вдруг Артузов и нервно размахивал маузером, словно примеряясь к выстрелу. Его голос потонул в непрерывном грохоте канонады из семи артиллерийских орудий.
Было видно как осколочные снаряды с картечью наносят урон неприятельскому отряду, разрывая людей и лошадей на куски, окрашивая белое покрывало еще тонкого снега в алые разводы. Но белый полк с офицерами впереди не останавливаясь мчался вперед. Когда уже оставалось метров восемьсот до линии обороны красных, наступающие силы белых оказались закрытыми высоким бруствером, растянутым на сотни метров, по которому шел Ростовский тракт и железная дорога до самого города.
— Они нас могут обойти, или подойти вплотную, — закричал Военком Звонарев. — Товарищ комиссар, надо отходить дальше от вала, да откатывать орудия…
— Так не спите, товарищи командиры, али вы еще не научились играть в войну.
— Всем отходить назад к оврагам, тачанки пусть прикрывают отход, — кричал Семенов, который находился в самом арьергарде красного полка.
