— Излюбленные пустынные места дислокации французского Иностранного легиона?
Он снова улыбнулся, подтвердил:
— Точно. Оттуда я и знаю, где находится Джибути.
— По-вашему, фильм с Лорел и Харди снимался там? — спросила я.
— А знаете, вы сообразительны.
— Никогда не считала себя таковой.
— То есть вам никто не говорил, что вы умны?
— Ну, кто-нибудь из учителей, профессоров — от случая к случаю. А так…
— Вы — умная женщина.
— Теперь вы пытаетесь мне льстить.
— Вы не любите лесть? — спросил он.
— Конечно, мне нравится, когда мне льстят. Просто… думаю, я этого не заслуживаю.
— С чего так?
— Вам не кажется, что вы излишне любопытны?
Его плечи вдруг опустились, он снова стушевался, с виноватым видом отвел глаза. К своему огромному удивлению, я осознала, что меня это больше не раздражает. Скорее я ему сочувствовала — сочувствовала, потому что слишком хорошо понимала его состояние: я тоже испытывала смущение и неловкость от собственной роли в общей картине жизни.
— Простите-простите, — извинился Ричард Коупленд. — Ну вот, опять я сначала говорю, потом думаю.
— Вы опять занимаетесь самоуничижением…
— Беру пример с вас.
— Один ноль в вашу пользу.
— Я не пытался заработать очко.
— Знаю. И знаю, что порой мы критикуем других за то, чего не хватает нам самим.
— Я не воспринял ваши слова как критику.
— По-моему, я критиковала.
— Вы всегда так самокритичны… я это говорю, потому что сам такой.
— Я заметила. Но я не ответила на ваш вопрос, да?
Ричард улыбнулся мне. Я тоже ему улыбнулась — и одновременно с изумлением подумала, как удивительно легко общаться с этим человеком, мы словно вдохновляем друг друга на импровизации. К нам подошел официант. Мы оба заказали по бокалу красного вина. Мне понравилось, как Ричард повел себя: когда официант предложил ему на выбор «мерло», «каберне савиньон» или «пино нуар», он признался, что плохо разбирается в винах и готов последовать чужому совету.
— Легкое или крепленое красное? — уточнил официант.
— Что-нибудь среднее, — ответил Ричард.
— Тогда «пино нуар». Для дамы то же самое?
— Почему бы и нет? — согласилась я.
Официант удалился.
— Выходит, вы не боитесь признаться в том, что чего-то не знаете, — заметила я.
— Я много чего не знаю.
— Я тоже. Но большинство людей даже помыслить не могут о том, чтобы открыть кому-то этот маленький факт.
— Отец всегда говорил мне, что в жизни есть три важных слова: «Я не знаю».
— Он прав.
— Был прав. Его больше нет.
— Простите.
— Не извиняйтесь, — сказал Ричард. — Он был довольно сложный человек, мой отец. Из тех, кто всегда дает советы, которым сам никогда не следует. Например, никогда не признавался в том, что он чего-то не знает.
— Чем он занимался?
— Пятнадцать лет пробыл в морской пехоте. Дослужился до звания полковника. Потом женился, вернулся в Мэн — он родом из Бата, — завел семью. Открыл небольшую страховую компанию.
Последнюю фразу Ричард произнес тихо, не глядя на меня. По всему было видно, что ему неловко в этом признаваться.
— Понятно, — проронила я.
— Да. Я пошел по стопам отца, продолжил семейное дело.
— Большая у вас фирма?
— Только я и мой секретарь/бухгалтер… и это моя жена.
— Значит, у вас настоящее семейное предприятие.
— Вряд ли можно назвать предприятием фирму, в которой работают два человека, — сказал Ричард и снова отвел взгляд, явно не желая говорить на эту тему.
Поэтому я спросила, есть ли у него дети.
— Сын. Билли.
— Сколько ему лет?
— В следующем месяце исполнится двадцать шесть.
Значит, Ричарду где-то пятьдесят пять.
— И где он сейчас?
— В данный момент живет дома. У Билли сейчас период неопределенности.
По тому, как он это произнес, я поняла, что о сыне он тоже не хочет говорить.
— Один мой ребенок тоже живет дома.
Я видела, как он облегченно вздохнул, затем стал расспрашивать меня о моих детях и муже. Сказал, что ему известно про то, что полтора года назад в «ЛЛ Бин» произошло сокращение. Трое его приятелей были уволены примерно в то же время, что и Дэн. Но разве это не здорово, что компания вновь наняла моего мужа, тем более что сейчас так трудно найти работу? Давно я замужем? Двадцать один год? Ну, здесь он меня обошел: «Больше двадцати девяти». Разве это не здорово, что вы являетесь чуть ли не единственной супружеской парой в стране, которая, так сказать, выдержала проверку временем? Это такая редкость, принимая во внимание нынешний уровень разводов.
Ричард говорил это с неким странным добродушием. Должно быть, на моем лице отразился скептицизм, потому что он неожиданно спросил:
— Я хватил через край?
— Вовсе нет. Многие живут в счастливом браке. С другой стороны, многие говорят, что они счастливы в браке, потому что не могут признаться, что у них в семье проблемы. Но я рада, что у вас счастливый брак.
— Простите-простите…
— За что? Не нужно все время извиняться.
— За то, что веду себя как коммивояжер. Болтаю без умолку: «Все счастливы, все отлично!»
— Таким был ваш отец?
— Продажами всегда занимался я, отец вел бухгалтерию.
— Но ведь если он основал фирму, должно быть, он имел предпринимательскую жилку.
— Поначалу у него был компаньон — Джек Джоунс. Сослуживец, тоже морской пехотинец. В отличие от отца, Джек искренне любил людей. Не понимаю, как он вообще завязался с отцом, ведь Джек был душа-парень, а отец на жизнь смотрел как диспептик.
— Интересное сравнение. Мне нравится.
— Желчный был человек. Истеричный, если хотите.
— Неуступчивый. Такое определение подойдет?
— Пожалуй, это как-то слишком по-казенному. Отец был мизантроп, а не сутяга.
Я посмотрела на него с любопытством, заметила:
— Любите подбирать слова.
— Перед вами победитель конкурса по правописанию трудных и редких слов округа Кеннебек 1974 года. Практически средневековье, да? Но стоит только подсесть на слова, от этой привычки уже не избавиться.
