Не принося уюта.
Куда девалось дерево, скреплявшее
Землю и небо? Что в моих руках
Лежит неощутимо?
Что тяготит мне руки?
[52]
Я прочитала стихотворение один раз. Прочитала второй. Потом, сев в постели, прочитала его в третий раз. Значит, вот где я была последние годы. Под покровом безысходности, который я принимала за свое повседневное одеяние, натягивала его на себя, думая, что мне самой судьбой предназначено его носить. Я убедила себя, что уныние — состояние, которое я просто обязана терпеть. Я до сих пор тосковала по Ричарду — вспоминая, как примерно в это же время на прошлой неделе мы предавались любви на большой кровати роскошного отеля в Бостоне, — но теперь, по прочтении удивительного стихотворения Ларкина, поняла, что Ричард принадлежит к тому типу людей, которые, когда им улыбается возможность счастья, решают, что они обязаны носить власяницу вечного сожаления. Своим решением он разбил сердце и себе, и мне. Но то, что Ларкин сказал мне в своем стихотворении — что покров печали всегда готов окутать нас, если мы того захотим, — как ни странно, принесло утешение. Ибо это напомнило мне: да, я не одинока… даже если волновой след пережитого горя, тянущийся за мной, не исчезнет скоро.
Потом я почувствовала, что у меня слипаются глаза, и погасила свет. С наступлением темноты ко мне пришло, впервые за несколько дней, спасительное отдохновение от суровой действительности. Сон.
Лекарство творило чудеса. Благодаря таблеткам я каждый вечер погружалась в забытье и спала не менее семи часов кряду. Продолжительный сон — вкупе с тем, что доктор Банкрофт называла «легкое антидепрессивное воздействие» миртазапина, — казалось, помогал мне пережить день, не впадая в глубокое уныние.
Но депрессия не отпускала меня. Через неделю после того, как я начала принимать таблетки, Дэн удивил меня, однажды ночью проявив ко мне сексуальный интерес (поскольку ему приходилось вставать на работу до рассвета, а я молча страдала от меланхолии, мы до той поры еще более упорно придерживались каждый своей стороны кровати). Я его не оттолкнула. Задрав на мне ночную сорочку, он, снедаемый вожделением, без лишних сантиментов грубо овладел мной, через три минуты достиг оргазма, со стоном скатился с меня, потом раздвинул мои ноги и попытался стимулировать мое возбуждение указательным пальцем. Я сдвинула ноги. Отвернулась. Зарылась лицом в подушку.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ничего, все нормально, — шепотом ответила я.
— Так давай продолжим. — Он поцеловал меня в затылок.
— Я устала, — сказала я, еще дальше отодвигаясь от него.
— Ладно, — тихо произнес он. — Спокойной ночи.
И вот мы снова лежали в одной постели каждый сам по себе.
На следующий вечер Дэн снова воспылал ко мне страстью. На этот раз он был более нежен, но все равно в его грубоватых ласках чувствовалось затаенное нетерпение, коим характеризовалась наша физическая близость на протяжении многих лет. Не скажу, что я пыталась распалить его влечение. Я молча подчинялась ему, но сохраняла отстраненность на протяжении всего полового акта. Собственная безучастность меня удручала, ведь мой муж так старался восстановить давно утраченную связь. А я могла думать лишь об одном — о любви обретенной и утраченной и о том, что я зачем-то вернулась к человеку, с которым любовь меня давно не связывает.
После десяти минут секса Дэн поцеловал меня, пожелал спокойной ночи и сам тут же заснул. Было еще рано — около одиннадцати вечера, — а завтра воскресенье. Салли ушла гулять. Дом окутывала тишина. Некомфортная тишина. Именно такая тишина поселится здесь со следующего года, когда Салли уедет учиться в университет. Унылое безмолвие проблемного брака, лишенного его непременного атрибута — криков и возни детей, улетевших из родного гнезда. Супруги, оставшись вдвоем, теперь не знают, как заполнить образовавшуюся между ними пустоту.
Я спустилась в гостиную, налила себе бокал красного вина, взяла словарь синонимов, который всегда лежал на небольшом письменном столе, что я поставила в углу комнаты. Потягивая вино, я листала словарь, пока не наткнулась на слово, которое искала: «несчастье». Оно имело — я специально посчитала — более ста двадцати двух синонимов. Сто двадцать два слова, обозначающих неудовлетворенность — одно из состояний человека. Я открыла страницу с буквой «С», нашла слово «счастье». Оно имело всего восемьдесят один синоним. Неужели, для того чтобы описать свою боль, нам требуется больше слов, чем для описания удовольствия, которое мы тоже испытываем? Неужели я через восемь лет, на пороге своего полувекового юбилея, однажды в воскресенье поздно вечером буду сидеть здесь, листая «Тезаурус», и недоумевать, почему я отказалась от радикальных перемен в своей жизни.
Я закрыла словарь синонимов, открыла входную дверь, вышла на крыльцо. Стояла середина октября. Ртутный столбик на термометре опустился почти до нуля. На мне был только халат, а потому на холоде я могла бы простоять не больше минуты. Но именно за эту минуту я приняла решение: в июне, как только Салли окончит школу, я подам на развод.
Только двух человек я посвятила в свой план. Знала Люси. И еще Лайза Шнайдер.
Доктору Шнайдер я позвонила на следующий день после того, как решила уйти от мужа. Доктор Банкрофт с ней уже связалась, поэтому она ждала моего звонка. Лайзе — мы с ней с первой же встречи перешли на «ты» — было лет пятьдесят пять. Рослая, долговязая женщина, всем своим видом она излучала спокойствие; в ее глазах сквозил ум. Беседуя со мной, она была строго объективна, но всегда проявляла искренний интерес к тому, что я рассказываю о себе, к тому, как страстно я желаю изменить тягостный сюжет своего повествования. Офис Лайзы находился неподалеку от колледжа. Я стала посещать ее раз в неделю, каждую среду в восемь часов утра; в больнице я договорилась, что в этот день моя смена будет начинаться с десяти. Поскольку Дэн был уже на работе к тому времени, когда я отправлялась в Брансуик, он понятия не имел, что я обговариваю с психотерапевтом стратегию выхода из нашего с ним брака и обсуждаю все, что тревожило меня многие годы.
— Почему ты считаешь, что одна из главных причин неэмоциональности твоего мужа — это ты сама?
— Потому что над нашим браком изначально висела тень утраты. Моей утраты, ведь я потеряла Эрика. Дэн знал, что я тяжело переживала его гибель.
— Значит, Дэн принял эту часть тебя, когда вы с ним стали встречаться. Интуитивно он понимал, что ты не любишь его так, как любила Эрика. Но его это не оттолкнуло. Получается, он принял решение побороть твою амбивалентность, которая, по твоим словам, в ваших отношениях присутствовала с первых дней знакомства.
