Я чуть улыбалась, читая его письмо. У него была приятная манера изложения, с долей самоуничижительной иронии. Но упоминание кинотеатра на Брэттл-стрит возымело тот же эффект, что и упоминание Ньюбери-стрит вчера: меня охватила жгучая тоска, печаль, которая до сих пор, по прошествии многих месяцев, все еще выбивала меня из колеи, напоминала, что, сколь бы я ни чувствовала себя свободной от оков отчаяния, горе в любую минуту может вновь внезапно войти в мою жизнь.
Был лишь один способ обрести душевное равновесие: это пробежка. Я выглянула в окно. Пасмурно, небо затянуто тучами, но дождь еще не начался. Пять минут спустя, в спортивном костюме и шиповках, я уже трусила по тротуару, с каждым маховым шагом удаляясь от сердечной боли, которая, как въевшееся пятно, никак не хотела исчезать.
Вернувшись домой после пятимильной пробежки, я отослала короткий ответ Норму: «Я польщена вашим предложением… но пока не в том состоянии, чтобы думать о приятном ужине с интересным мужчиной. Если когда-нибудь мое настроение изменится, я сообщу вам об этом по электронной почте… хотя к тому времени вас наверняка уже приберет к рукам какая-нибудь шустрая женщина».
Неужели я с ним флиртую? Конечно. Но я также знаю, что пока, в обозримом будущем, меня хватит лишь на то, чтобы просто бегать.
Я бежала, когда увидела его. Бежала по коридору отделения рентгенологии. Только что я сделала рентген пятидесятидевятилетнему рабочему-строителю, которому придавило стальной балкой левую ногу (она превратилась в месиво). Теперь мне предстояло сделать УЗИ молодой матери (семнадцати лет), у которой подозревали внематочную беременность. Через три минуты. Жизнь в нашем отделении расписана по секундам. Мы постоянно пытаемся уложиться в жесткий график, и пациенты, требующие неотложной помощи, как тот бедняга, которого привезли с раздробленной конечностью, не облегчают нам жизнь. Но зазор в три минуты означал, что я успею выпить столь мне необходимый кофе, хотя этого времени было недостаточно для того, чтобы забежать в ординаторскую и приготовить очень приличный кофе в кофеварке «Неспрессо», которую мы — все шесть сотрудников рентгенологии — купили в складчину (по тридцать пять долларов с каждого). Поэтому я остановилась перед торговым автоматом в коридоре, ведущем к кабинетам рентгенографии, УЗИ и компьютерной томографии. Зал ожидания располагался неподалеку, и это означало, что у торговых автоматов часто можно было столкнуться с пациентами и членами их семей. Зная, что времени у меня в обрез, а кофе-машина работает очень медленно, я тяжело вздохнула про себя, заметив, что какой-то мужчина бросает в автомат деньги. Издалека я определила, что ему за пятьдесят. Седой, в немодных авиаторских очках, в спортивной куртке на молнии сине-голубого цвета. Услышав мои торопливые шаги, он поднял голову. Вот тогда я и узнала Ричарда Коупленда.
Увидев меня, он побледнел. На его лице отразилось потрясение. Стыд. Я тоже остановилась как вкопанная. Сразу же отметила, что он вернул себе свой прежний облик, тот, в каком предстал передо мной в ту пятницу у стойки регистрации в гостинице, где мы познакомились. Только теперь обаятельную непринужденность, что он демонстрировал с самого начала, сменила аура обреченности и усталости от жизни. Собственно говоря, так и должен выглядеть человек, который понес тяжелую утрату. Потерял сына. Он перехватил мой ошеломленный взгляд и отвернулся.
— Здравствуй, Ричард, — произнесла я.
Он промолчал.
— Что привело тебя в мои пенаты? — спросила я.
— Жена. Ей нужно пройти обследование. Проверить позвоночник. Ничего страшного. Больше похоже на искривление. Здесь согласились ее принять раньше, чем в брансуикской больнице. Поэтому…
Я глянула на список в своей руке. Список с фамилиями следующих пяти пациентов, которых я должна принять до обеденного перерыва. Мюриэл Коупленд в этом списке не значилась. Все-таки есть Бог на свете.
Ричард заметил, что я пробежала глазами список.
— Не беспокойся, — сказал он, — она уже на обследовании.
— Надеюсь, у нее все будет хорошо. Ты как?
Он небрежно передернул плечами, потом снова посмотрел на меня, на этот раз внимательно.
— Ты чудесно выглядишь, — наконец произнес он.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Я до глубины души была потрясена, опечалена, когда узнала про Билли.
Ричард прикусил губу, снова опустил голову. Потом почти шепотом произнес:
— Спасибо.
— Не представляю, как можно пережить такое…
— Я об этом больше не говорю.
Тон резкий, будто дверь захлопнулась.
— Прости, — извинилась я.
— Я слышал, ты больше не живешь в Дамрискотте.
— И где же, интересно, ты это слышал?
— Мэн — маленький штат.
Молчание. Потом он сказал:
— Я совершил ошибку. Большую ошибку.
— Что поделаешь.
— Думаю об этом все время.
— Я тоже.
Молчание.
Его чашка наполнилась кофе. Он не брал ее из автомата. Спросил:
— Значит, ты теперь живешь в Портленде?
— Да.
— Счастлива?
— Счастливее, чем раньше.
Молчание. Я глянула на часы. Сказала:
— Меня ждет пациент. Так что…
— Я никогда не переставал…
Я выставила вперед ладонь:
— Это уже в прошлом.
Молчание. Он опустил голову.
— Удачи тебе, Ричард.
И пошла прочь.
В тот вечер, вернувшись домой, я сразу отправилась на пробежку. Бегала и на следующее утро. И потом тоже — бегала, бегала и бегала. Шесть дней в неделю. Пять миль в день. Вечерами редко — если только отголоски пережитых страданий не выгоняли меня из дому. Всегда вставала до рассвета. Всегда бежала по одному и тому же маршруту: через залив Каско, через районы, где жили представители среднего класса и богатые, вокруг маяка. Быстрым взмахом руки приветствовала семидесятилетнего бегуна. Потом той же дорогой возвращалась домой.
Мой дом.
На прошлой неделе мне позвонил агент по недвижимости, сообщил, что владельцы квартиры — пожилая чета, теперь почти все время живущая во Флориде, — намерены ее продать. Продать быстро. То есть они готовы уступить мне квартиру за сто девяносто тысяч долларов, если я соглашусь заключить сделку в течение двух месяцев.
— Мне нужно подумать, — сказала я.
Я позвонила Люси. Люси позвонила в Брансуик некоему Расселлу Дрейку, который занимался оформлением ипотеки. Кредиты сейчас недорогие, объяснил он. Примерно семьдесят пять долларов в месяц за каждую тысячу долларов. То есть если я возьму ссуду в размере ста пятидесяти тысяч долларов на двадцать пять лет, ежемесячно я буду выплачивать тысячу сто пятьдесят долларов… чуть больше, чем сейчас плачу за аренду жилья. При этом предельный размер ссуды будет равен моей зарплате за два с половиной года, так что несколько банков охотно предоставят мне ипотечный кредит. «Вы наверняка получите несколько предложений от кредиторов, а это значит, что мы сможем выторговать для вас наиболее выгодные условия. Да, думаю, за два месяца мы вполне успеем провернуть сделку. Ну что, встречаемся где-нибудь завтра или в ближайшее время и запускаем машину?»
