Половины строений, ограждавших двор, уже не было — на их месте громоздились груды обугленных брёвен и стропил. Изглоданные огнём ворота тоже валялись на земле, а подле них лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, тот самый юноша, что встретил Гудмунда в лесу. Около убитого воин увидел всё своё оружие — очевидно, тот так и не успел с ним расстаться. Больше во дворе никого и ничего не было, ни живых, ни мёртвых, а вот из длинного трехэтажного здания, которое Гудмунд определил для себя как главное в монастыре, доносился тяжкий грохот, дикие крики, время от времени раздавался звон стали, из окон то и дело вырывались языки огня или струи дыма, но загораться это строение решительно не желало.
Очевидно, решил Гудмунд, ведьме удалось каким-то образом сломить сопротивление здесь, во дворе, и теперь бой шёл уже внутри; кстати, мёртвый юноша тоже не имел ожогов, как и погибший эльф, он казался лишь спящим.
Гудмунд обнажил меч, взял на изготовку в левую руку нож-крюк… но все эти действия так и не подсказали ему, что делать дальше. Осторожность и благоразумие требовали, чтобы он, воспользовавшись случаем, поспешил бы убраться восвояси, но, с другой стороны, если у Учителя объявились какие-то новые враги, следовало во что бы то ни стало разузнать о них как можно больше. Гудмунд поколебался ещё несколько мгновений, с сожалением взглянул на окружавшие монастырь прекрасные лесные исполины, вздохнул, поудобнее перехватил меч и решительно зашагал к дверям главного здания.
Он толкнул тяжёлые створки, вошёл внутрь… увидел на полу ещё одно мёртвое тело — на почти полностью сгоревшем посохе ещё шевелились обугленные отростки — и осторожно двинулся в глубь дома, туда, где слышались рёв, свист и вой.
Вряд ли Гудмунд смог бы многое рассказать об убранстве комнат, которыми он шёл, — здесь основательно погулял огонь. Воин обнаружил какие-то изломанные, полусожжённые скамьи, шкафы, сундуки; несколько раз ему под ноги попались остатки толстых старых книг.
Он поднялся на второй этаж, там была та же картина. Но вот слева от нега открылся широкий проход, ведущий в просторный зал — деревянные стены дома здесь плавно смыкались с каменными сводами огромной пещеры, — и, заглянув туда, Гудмунд увидел схватку.
Воистину, на это стоило посмотреть! Тонкая фигурка в обгоревшем по краям плаще, с Огненосной Чашей в правой руке и чёрным кривым мечом в левой — против полутора десятков мужчин, одетых в синее, среди которых Гудмунд разглядел давешнего орлиноносого старика. По залу катились незримые валы заклинаний, от мощи которых сотрясались стены и откалывались камни от скальных сводов; посохи старались опутать ведьму своими отростками, но она с непостижимой ловкостью или рубила их своим Чёрным Мечом, или опаляла струями огня из Чаши, или останавливала каким-то заклятьем; на защитников монастыря низвергались потоки пламени, но старик вскидывал руки, и упругие воронки вихрей отбрасывали смертоносный жар в стороны. У нескольких бойцов в синем Гудмунд заметил в руках длинные серебристые мечи, от которых расходился неяркий свет. Эти клинки легко рубили в клочья огненные струи, но, сталкиваясь с Чёрным Мечом, лишь выбрасывали огромные снопы искр.
Гудмунд застыл, поглощённый невероятным зрелищем; ведьма залечила оставленную его крюком рану, свободно сражаясь сейчас обеими руками.
Ночной Всаднице удался ловкий приём — один из мечников неудачно встретил нацеленную в него струю огня, меч с державшей его рукой исчез в рыжих клубах; и пламенная река тут же словно взорвалась изнутри мертвенно-бледными вспышками. Шум боя перекрыл дикий, тонкий визг, разорванное напополам мёртвое тело рухнуло на пол, от меча остался только огарок эфеса. Видно, это оружие могло противостоять огню, только если пламя не захватило руку державшего клинок.
Но тут и саму Всадницу настиг крутящийся, упругий вихрь, посланный стариком — про себя Гудмунд считал его настоятелем. Удар швырнул ведьму на камни; издав торжествующий клич, на неё кинулись несколько монастырских бойцов, с посохами и мечами наперевес; настоятель воздел руки, готовя новое заклятье, — но Ночная Всадница, хоть и потрясённая падением, сумела откатиться в сторону и опалила насмерть ещё одного врага. Пол, где она только что лежала, взорвался чёрными брызгами камня, раздробленного заклятьем, — но ведьма уже стояла на ногах.
Гудмунд не мог понять, чего добивается его былая противница. Не похоже было, что она сражалась только за свою жизнь, — путь к отступлению оставался: нет, она настойчиво, шаг за шагом пробивалась куда-то в глубь тёмной пещеры, куда её отчаянно пытались не пропустить настоятель со своими молодцами. Гудмунд не понимал ни смысла, ни целей, ни причин этого боя — и колебался, не зная, как поступить.
А тем временем дела Ночной Всадницы шли всё хуже и хуже. Скользнувший меч оставил на левом предплечье длинный кровавый рубец за миг до того, как сам нанёсший удар превратился в груду пепла; одно из заклинаний настоятеля пустило на ведьму дождь из кипящего масла — она увернулась, но часть капель всё же попала на лицо; потом толстяк, преодолев защиту Чёрного Меча, со страшной силой ударил ведьму в бок торцом своего посоха, и она с тяжёлым стоном упала на одно колено. Она сумела зарубить ещё одного противника, но Гудмунд видел, что Всадница теряет силы, сдерживая магические атаки, нанося ответные и не переставая при этом поливать огнём всё вокруг себя.
Гудмунд ни на миг не терял осторожности, и всё же его заметили, когда капли жидкого пламени упали прямо около того места, где он прятался. Один из бойцов в синем крикнул, указывая на него настоятелю, и, держа посох в правой руке, бросился прямо на Гудмунда. Воин встретил его цепью от своего крюка-ножа: её длинный свободный конец, брошенный умелой рукой, обмотался вокруг ног бежавшего, тот упал — однако, тотчас вскочив, вновь ринулся вперёд. Убедившись, что драки не избежать, воин Хагена метнул загнутое клювом лезвие. Железо вошло в шею; тело дёрнулось и замерло.
Так, против собственной воли, Гудмунд оказался втянут в схватку, да ещё на стороне той, вместе с кем он не стал бы сражаться ни под каким видом, имей он возможность выбирать.
Ночная Всадница оглянулась, и воин Хагена содрогнулся, встретив её безумный взгляд. Ведьма с удвоенной силой атаковала своих противников; защитники монастыря вынужденно попятились. Мечущиеся пятна света проникли глубже в заповедный подгорный полумрак, и Гудмунд разглядел где-то на самой границе темноты странные зеленоватые сполохи, играющие на сотнях и тысячах тонких граней, — там угадывалась огромная глыба какого-то неведомого кристалла поистине невероятных размеров.
Пока Гудмунд гадал, что это может быть такое, Ночная Всадница на миг оторвалась от наседавших на неё, и огнистые потоки потекли по гладкому полу прямо к загадочному зеленоватому мерцанию. На камнях заплясали языки пламени — свет вырвал из небытия огромный зеленоватый алтарь, вырезанный из цельной глыбы не известного Гудмунду прозрачного чистейшего самоцвета. В его глубине угадывались смутные контуры какого-то очень высокого существа, облачённого в длинный прямой балахон; больше воин ничего не сумел разглядеть, потому что камень вдруг полыхнул неистовым зелёным огнём; потоки непереносимо яркого света хлынули с высоты, и Гудмунд невольно рухнул на колено — этот свет лишал его сил и воли к борьбе; пол под ногами затрясло.
