– Это все еще имеет значение. Но ты значишь больше. Ты был тем, кто изменил мою жизнь. – Майкл наклонился вперед, глаза у него возбужденно заблестели. – Если бы не ты, я, возможно, был бы уже в тюрьме. Или скрывался бы от закона.
– Ты изменился сам. Ты сам этого захотел.
Майкл передвинул какие-то бумаги на столе, но взгляд у него остался неподвижным.
– Это правда. Но ты никогда не переставал верить в меня.
Потому что он любил Майкла, даже больше, чем Кема. Возможно, даже больше, чем кого бы то ни было.
– Тебе было трудно со мной.
– Так и должно было быть.
И сейчас еще иногда трудно, парень не давал ему вздохнуть с облегчением.
– Я думаю, ты должен на ней жениться, дядя.
Сердце бухнуло в груди Бобби. Ему не нужна еще чья-то совесть, чей-то взывающий голос.
– Не дави на меня, Майк.
– Это нечестно по отношению к ребенку.
– Но я сделаю все для своего сына или своей дочери. Все, что только смогу. Этот ребенок слишком многое для меня значит.
– Я знаю. Но он все равно останется бастардом, незаконнорожденным. – Майкл шумно вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Я тут приготовил кофе. Хочешь?
Бобби старался держаться небрежно, так, будто его сердце не разрывалось от сознания собственной вины.
– Этот отстой, который ты готовишь?
– Ну здесь ты не прав. – Молодой человек поднялся. – Я только хотел тебе объяснить, как это представляется мне.
– Я уважаю твои чувства и понимаю. Черт возьми, именно я прививал тебе эти понятия!
Майкл пригубил кофе. Он стоял у окна, освещенный льющимся позади него светом.
– Верно, дядя, прививал. Ты говорил мне, что, если из-за меня девушка забеременеет, я обязан на ней жениться. Что я не должен поступать так, как поступил мой отец.
– Это совсем другое.
– Разве?
– Да, другое, – упрямо повторил Бобби, хотя сам не мог объяснить, почему.
В пятницу утром входной звонок заставил Джулианн нестись из ванной в гостиную. Она не ждала Бобби, не так рано. Она была уже одета, но еще не причесана и без макияжа.
Запыхавшись, она открыла дверь и увидела Марию.
Латиноамериканка улыбалась.
– Сеньорита Джулианн, я зашла поприветствовать вас. – Мария держала в руках круглый поднос с чем-то похожим на шоколадные пирожные с орехами. – Вы здесь уже почти три недели. Мне следовало бы зайти раньше.
Растроганная Джулианн приняла подарок:
– Они пахнут восхитительно.
– Я сделала их специально для вас. Сеньор Бобби говорит, что вы их очень любите.
– Да, благодарю вас. – Джулианн почувствовала, как сильно забилось сердце: Бобби говорил о ней со своими служащими? – Входите, пожалуйста.
Она предложила Марии чаю, и они сели в укромном уголке, предназначенном для завтрака.
– Сеньор Бобби – счастливый человек.
– Да?
– Си, да. Очень счастливый. Из-за ребенка.
– Я тоже счастлива. – Джулианн потрогала живот. – Я всегда хотела иметь детей. А у вас есть семья?
– Нет. Нет мужа, нет беби. – Мария засмеялась и пригладила свои волосы. – А теперь я уже слишком старая.
«Как и я», – подумала Джулианн. Она смотрела на Марию. Интересно, эта женщина все еще любит Ллойда? Был ли Ллойд тем мужчиной, за которого она надеялась тогда, давным-давно, выйти замуж и родить детей?
– Вы выросли в этой местности?
– Си, и я работаю здесь с того момента, как сеньор Бобби построил ранчо.
Значит, Мария уже была здесь, когда Бобби женился на Шэрон. Его таинственной жене. Призраке.
Джулианн потянулась еще за одним пирожным.
– Мария.
– Си? – Латиноамериканка вопросительно посмотрела на Джулианн.
– Вы хорошо знали жену Бобби?
Мария вздохнула:
– Си, да, я знала Шэрон. Но я не одобряла ее. Я чувствовала сожаление об этом позже. Так стыдилась!
Какое-то мгновение Джулианн молча смотрела на гостью. Мария не была похожа на человека, готового просто так кого-то в чем-то обвинить.
– За что же вы ее осуждали?
– Я считала, что она слишком молода для сеньора Бобби.
– Слишком молода? – Знакомая предательская боль пронзила Джулианн. Боль недоверия. – А сколько ей было?
– Двадцать, когда они начали встречаться, и двадцать один, когда они поженились. Шэрон была в том же возрасте, что и сеньор Майкл, а не сеньор Бобби. По мне, так это казалось странным. Запутанно, да?
– Да. – Странно и запутанно. Обидно. Оскорбительно и даже больно. Бобби никогда не говорил об этом ни слова, ни единого слова. Даже когда Джулианн поведала ему о шашнях своего мужа с женщинами намного моложе ее.
– Шэрон была хорошенькой? – спросила она, сдерживая слезы.
– Си, очень хорошенькой. Студентка колледжа. – Мария опустила глаза. – Я не должна была не одобрять ее.
Джулианн часто заморгала, чтобы, не дай бог, не покатились по щекам слезы. Она не должна плакать, не должна терять самообладания.
Мария печально вздохнула:
– Но я никогда не говорила сеньору Бобби о том, как я это понимаю. Не думаю, что это было бы уместно с моей стороны.
Интересно, а с ее стороны? Джулианн старалась преодолеть боль в груди.
Может, просто выбросить все из головы? Не обращать внимания? Притвориться, что она ничего о нем не узнала?
– Не поговорить ли нам о чем-нибудь еще? – предложила Мария. – О чем-нибудь более приятном?
Джулианн кивнула, и беседа потекла о всяких пустяках.
Через пятнадцать минут после ухода Марии Джулианн вернулась в ванную, чтобы завершить утренний туалет и выглядеть презентабельно, чтобы оставаться сильной.
Она накладывала косметику и думала о том, что все это не имеет никакого значения. Как бы она ни старалась, ей никогда уже не будет двадцать лет и она никогда не составит конкуренции тем молодым женщинам, которыми может увлечься Бобби.
Она отвернулась от зеркала и горько заплакала, колени у нее подогнулась, и она осела на пол, позволив наконец слезам вырваться наружу.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Бобби вышел из конюшни и забрался в грузовик. Он собирался пригласить Джулианн на совместную прогулку.
Что заставляло его возиться с ней?
Он не может жениться на Джулианн, не может так глубоко впустить ее в свою жизнь, и тем не менее ему очень хочется заняться с ней любовью.
