«Тогда женись на мне, – безнадежно подумала Джулианн. – Женись на мне». Она промолчала, и он нахмурился:
– Селеста сделала то же самое для Майкла – она дала ему фамилию Кема.
«Потому что Селеста любила твоего брата. Так же, как я люблю тебя».
– Этот разговор расстраивает тебя? – спросил он. – Поверь, я не пытаюсь обесценить твои корни, мы поведаем малышу все, что касается твоего исторического наследия: рассказы о колдовстве, мифы, легенды, ирландский фольклор.
– Я не расстроена. – Она посмотрела ему в глаза и увидела в них свое будущее, то, от чего она не могла отказаться. – Только все как-то слишком быстро.
– Я знаю, но мы же рассматриваем дело в перспективе. – Он наклонился к ней и прижал ее к себе.
Джулианн закрыла глаза и услышала сильное, тяжелое биение его сердца. Она взмолилась, чтобы где-то в самой-самой глубине своей души он тоже полюбил ее.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Когда их грузовик добрался до ранчо, Бобби вдруг вспомнил, что забыл в конюшне свой мобильный телефон.
Остановиться сейчас? Или заняться этим завтра?
Решил, что лучше сейчас. Ему необходимо несколько минут, чтобы собрать всю свою сообразительность и приготовиться к любовным играм.
Он не знал, куда везти Джулианн, в свой дом или в ее. Зажечь свечи, поставить тихую музыку, принять душистую ванну и дать ей сначала немного отдохнуть и тоже помокнуть в ванне?
Ему хотелось все сделать так, как будет лучше для Джулианн.
Как все голодные мужчины – а он совсем изголодался, – Бобби готов был взять ее прямо здесь, в грузовике, под звездами, смотрящими с темнеющего неба.
В грузовике? С ума сошел?
Он не занимался сексом в автомобиле с тех пор, как расстался с девственностью. Но тогда он был нервным, беспокойным подростком, которому, бесспорно, не хватало такта.
– Мне нужно заскочить в офис. – Он остановил грузовик возле конюшни. – Я оставил в кабинете свой мобильник. Хочешь пойти со мной или предпочитаешь подождать здесь?
– Пойду с тобой.
Она погладила его по руке, и у него перехватило дыхание. Он припомнить не мог, когда еще так желал женщину. Даже с Шэрон было не так.
Они вышли из грузовика и короткой дорожкой пошли к конюшне. Мягко светили фонари, и легкий бриз доносил до них аромат ночных цветов.
Он впустил Джулианн в конюшню, и они направились прямо в его кабинет. Бобби зажег свет и закрыл за собой дверь, автоматически защелкнув задвижку.
– Я всего на минутку.
– Пожалуйста. Ничего, если я сделаю себе чашку чая?
– Не думаю, что у меня есть чай, но почти уверен, что можно сделать горячий шоколад. Там есть какая-то растворимая чепуха.
– Это еще лучше.
Она отправилась на кухню, а он сел за свой стол и начал искать мобильный телефон. Так что же ему делать? В какой дом везти?
Бобби проглядывал сообщения, а Джулианн стояла у него за спиной и пила шоколад.
Вдруг она перегнулась через него и поставила чашку на стол.
– Умираю, до чего мне хочется расплести твои волосы, посмотреть, какой они длины.
Он даже не повернулся.
– В самом деле?
– Угу. Не возражаешь?
Он прикрыл глаза.
– Не возражаю.
Она осторожно развязала шнурок и расплела темную массу его волос, проворными пальчиками разбирая пряди.
– Они прекрасны.
Он открыл глаза, чувствуя, как онемело у него тело:
– Так же, как и твои. Я воображал, что делаю то же самое с твоими волосами, Джулианн. – Он развернул кресло и поднялся, чтобы поцеловать ее.
Их губы встретились. Неожиданно он отшатнулся.
– Я схожу с ума. Удивительно, как ты хороша. Что нужно, чтобы все было правильно?
– Просто любить меня, – сказала она.
– Здесь? Сейчас?
– Да.
Он потянулся к ее блузке и расстегнул. Шелк путался у него в пальцах, потом упал на пол. Дальше настал черед юбки. Он плавно спустил плиссированный круг вниз по ее бедрам, и она переступила через корсаж.
Она стояла перед ним в белом бюстгальтере и трусиках. Такая хрупкая, такая доверчивая.
Он расстегнул и отбросил бюстгальтер.
«Какие мягкие», – подумал он, обводя большими пальцами ее груди.
– Хорошенькие, – сказал он вслух. Соски затвердели под его прикосновениями.
Бобби подвел ее к креслу. Она смотрела на него, не понимая, что у него на уме.
Бобби опустился перед ней на пол, подыскивая удобную позу, обхватил ее бедра, сдвинул ее на край кресла и потянулся к ней губами.
Она прерывисто вздохнула, и он понял, что она возбуждена не меньше его. Его губы впились в нее.
Спина у нее выгнулась дугой, она застонала.
«Ничто не имеет значения, – подумал он, – кроме этой женщины».
Она теребила его распущенные волосы, касалась его лица, губ.
Он снова поцеловал ее.
Под его губами Джулианн дошла до высшего накала, ее тело то напрягалось, то плавилось и опять напрягалось.
Бобби поднялся с пола и поднял ее. Желание бурлило и нарастало, и джинсы казались уже совсем тесными.
Он посадил ее на стол, сбросил рубашку и начал сдергивать ремень, расстегнул молнию.
Она обвила его бедра ногами.
Он провел руками по ее груди, по бедрам и немного задержался на животе.
Она ласково поглаживала его.
Он вошел в нее осторожно, постепенно увеличивая темп.
Они словно танцевали на волне, его сердце билось в такт с каждым их движением.
Когда оба достигли высшей точки наслаждения, он надолго заключил ее в объятия.
На следующий день Бобби делал все возможное и невозможное, чтобы оставаться вдали от Джулианн. Он работал с лошадьми, стараясь занять себя делом и думать только о делах.
И думал только о Джулианн.
Проклиная себя за слабость, он влез в грузовик и поехал к ней.
Джулианн сидела на крыльце, рядом с ней сидел Честер.
Что эта дворняга здесь делает? Огромный дурачина положил голову ей на колени, распустив слюни по всему ее платью.
Бобби вышел из грузовика.
– Он только что явился на мой порог, – сообщила Джулианн, почесывая за слоновьим ухом Честера. – Как ты думаешь, он не заблудился?
Бобби, прищурившись, посмотрел на пса, и дворняга прижалась плотнее к Джулианн.