— Подожди. Эмили, подожди.
У нее затрепетало сердце.
— Да?
— Ты уже… — Джеймс пытался найти слова. — Ты не нашла кого-нибудь еще?
Эмили смущенно покачала головой:
— Это было не так уж важно.
— Неужели?
— Конечно. Это была всего лишь прихоть, вздохнув, сказала она.
— Я просто хотел быть уверен, что кто-то другой не…
Не сделал чего? Не лишил ее девственности? Не доставил ей удовольствие, о котором она мечтала?
Она закусила губу, чувствуя привкус губной помады.
— Извини, мне нужно работать.
Схватив кофейник, Эмили исчезла, оставив Джеймса в одиночестве.
Вскоре она вновь подошла к нему, чтобы узнать, не нужно ли ему что-нибудь еще. Избегая смотреть ей в глаза, он отрицательно покачал головой, и она молча положила счет ему на стол.
Джеймс не спешил покидать ресторан. Эмили видела, как он отрешенно сидит за столом и рассеянный свет, падающий от прикрытого окна, бросает на его лицо неясные тени. От всей его фигуры веяло тоской и одиночеством.
Постепенно зал заполнили посетители, и Эмили занялась работой, принимая заказы и переговариваясь с людьми, которых она знала.
Позже, неся на подносе два завтрака, она оглядела помещение, чтобы увидеть Джеймса еще раз. Но его не было. Он незаметно ушел, уплатив по счету и оставив на тарелке почти всю еду.
Эмили убрала посуду с его стола и протянула руку к блестящему золотому украшению, под которым он оставил чаевые.
Это была ее заколка, та, которую он прикрепил к карману куртки в тот вечер, когда они должны были заняться любовью.
В ту ночь, когда он оставил ее желание неисполненным.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эмили жила в семи милях от города. К ее дому, покрашенному желтой и белой краской, вела мощеная проселочная дорога. Джеймс подумал, что он напоминает ему пряничный домик из сказки.
Он сидел за рулем только что приобретенного грузовика и размышлял, не рассердит ли он Эмили своим появлением. Джеймс не видел ее несколько дней с тех пор, как он ушел из ресторана, не попрощавшись с ней. Но днем в хозяйственном магазине ему повстречался Харви Осборн, который прожужжал ему все уши, рассказав об Эмили все, что было ему известно.
И вот он перед ее домом и собирается с духом, чтобы встретиться с ней. С девушкой, которую он едва знает. С девушкой, которая больна раком.
Джеймс рассматривал фонарный столб перед домом, гадая, не по воле ли провидения Эмили оказалась на его жизненном пути и не является ли их встреча частью Божьего промысла.
Вряд ли.
Он — человек, не отличающийся особой набожностью, бывший заключенный, соучастник убийства — не должен иметь никаких отношений с такой женщиной, как Эмили.
Тихо выругавшись, Джеймс вышел из машины, сознавая, что ему следует возвратиться на работу, забыть об Эмили и держаться от нее на расстоянии.
Но это невозможно. Просто невозможно. Ему нужно поговорить с ней.
В двери было окошко, но сквозь матовое стекло ничего не было видно. Джеймс не мог предвидеть, что ожидает его за закрытой дверью.
Как он должен начать разговор? И что сказать ей?
Джеймс тихо постучал, и сердце глухо забилось у него в груди, когда Эмили открыла дверь. У него перехватило дыхание.
Густые волны золотистых волос разметались у нее по плечам, обрамляя нежное лицо. Глаза зеленые, как луговая трава, залитая солнцем, приковали его взгляд.
Она похожа на Беверли. На женщину, которую он когда-то любил.
— Джеймс?
Эмили взмахнула густыми ресницами, и он напомнил себе, что перед ним не его жена. Особого сходства с Беверли у Эмили не было.
А ее заболевание? Болезнь, от названия которой у него в жилах стынет кровь?
Этого достаточно, чтобы прийти к ней, как мучительно и стесненно он бы себя ни чувствовал.
— Джеймс? — повторила она.
К нему вернулся дар речи, но его голос прозвучал неожиданно хрипло.
— Харви сказал мне, где ты живешь.
— Я не ждала гостей, — заметила она, и Джеймс почувствовал настороженность в ее тоне. — Я только что пришла с работы. Но Харви, вероятно, упомянул и об этом.
Джеймс нахмурился.
— Почему ты не сказала мне, что у тебя рак?
У Эмили участилось дыхание, и он испугался, что ей станет плохо. Побледнев, она вцепилась в дверную ручку.
— Когда я могла сказать тебе?
— В тот вечер, когда мы встретились, — сказал Джеме, вспоминая страстную ночь, когда они едва не занялись любовью.
— Я не могла.
— Но почему?
— Вряд ли это было бы уместно.
Эмили выпустила дверную ручку, но тотчас же ее беспокойные руки принялись теребить футболку.
— В этом нет ничего особенного, — сказала она.
Ничего особенного? У него возникло желание схватить и встряхнуть ее, притянуть к себе, прижать к своему телу и никогда не отпускать.
Его жена Беверли умерла от рака легких. Она была такой же молодой, красивой и хрупкой, как Эмили. Уж он-то знает, что эта болезнь безжалостна. Иногда тот, кто, казалось, никогда не подвергался никакому риску, заканчивал во цвете лет свой жизненный путь на склоне, поросшем зеленой травой с элегантным мраморным надгробием, на котором высечена эпитафия.
Как на могиле Беверли.
— Мне нужны ответы, Эмили. Я хочу знать, какое у тебя состояние.
— Я думала, что Харви рассказал тебе.
— Он не знает подробностей.
— Что он сказал?
— Что у тебя рак кожи. Тебе сделают операцию.
Она вздернула подбородок и устремила на него, как она надеялась, жесткий взгляд.
— Этой информации вполне достаточно. И даже больше того, что тебе следует знать.
— Черта с два!
Выражение ее лица не изменилось.
— Я не обязана рассказывать тебе.
Джеме подошел угрожающе близко.
— Пять дней назад ты хотела, чтобы я лишил тебя невинности, — стараясь подавить гнев, произнес он. — И не потому, что ты устала ждать. — Про себя он проклинал вырвавшиеся у него слова. Но какое сейчас дело до приличий! — Ты потеряла голову из-за рака. Признайся! Поэтому ты подцепила в баре незнакомого мужчину.
— А у тебя какое оправдание? — сердито спросила Эмили.
Моя покойная жена, хотел признаться Джеймс.
Мать потерянного для меня ребенка.
