— Они отталкивали тебя от себя. И я когда-то отталкивал тоже.
— Ты нет, — сказала она, а когда я напомнил ей факты, она заметила:
— Ты почти оттолкнул меня. Но я знала, что то холодное существо, которое я вижу, это не ты.
Я увлек ее за собой в постель, дышал ее золотыми волосами.
— Какое прелестное тело! Ты так: невероятно прекрасна; и ты — моя жена! Как это может быть одновременно?
Я очень нежно поцеловал уголок ее рта.
— Прощай, моя гипотеза!
— Прощай?
— У меня была в ходу гипотеза, почти теория, до того как ты прекратила поиски. Вот она: красивые женщины почти равнодушны к сексу.
Она засмеялась от удивления.
— О, Ричард, ты шутишь! Правда?
— Правда. — Меня охватили противоположные желания. Я собрался рассказать ей, но в то же время я хотел продолжать ощущать ее прикосновение. Всему свое время, думал я, всему свое время.
— Знаешь, что неверно в твоей гипотезе? — спросила она.
— Думаю, что в ней все верно. Но есть исключения, и ты — спасибо Творцу — одно из них. А в общем случае дело обстоит так: красивые женщины устают от того, что их рассматривают в качестве сексуальных объектов. В то же время они знают, что их достоинства этим исчерпываются, поэтому их переключатели срабатывают на выключение.
— Занятно, но неправильно, — сказала она.
— Почему?
— Детская наивность. Переверни наоборот. Согласно моей теории, Ричард, привлекательные мужчины почти равнодушны к сексу.
— Чепуха! Что ты хочешь этим сказать?
— Слушай: «Я защищена от привлекательных мужчин как крепость, я холодна к ним, я не подпускаю их к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, не отвожу им никакой роли в моей жизни, и после этого всего начинает почему-то казаться, что они не получают такого удовольствия от секса, как мне бы хотелось…».
— Неудивительно, — сказал я и при виде разлетающихся обломков моего разгромленного предположения понял, что она имеет в виду. — Неудивительно! Если бы ты не была так холодна к ним, вукнесс, если бы ты чуть-чуть открылась, дала им понять, как ты себя чувствуешь, что ты думаешь, — ведь в конце концов ни один из нас, по-настоящему привлекательных мужчин, не хочет, чтобы к нему относились как к секс-машине! Вот и получается, что если женщина дает нам почувствовать чуть-чуть человеческого тепла, выходит совсем другая история!
Она переместила свое тело очень близко к моему.
— Класс? — сказала она. — И какова мораль этой басни, Ричард?
— Там, где отсутствует душевная близость, идеального секса быть не может, — сказал я. — Такова мораль, учитель?
— Каким мудрым философом ты становишься!
— И если кто-то постигает это, и если он находит того, кем восторгается, кого любит, уважает и искал всю свою жизнь, разве не может оказаться, что он находит тем самым самую уютную постель для себя? И даже если тот, кого он нашел, оказывается прекрасной женщиной, не может ли оказаться, что она будет уделять очень много внимания сексуальному общению с ним и будет наслаждаться радостями физической близости в той же мере, что и он сам?
— Вполне возможно, что в той же мере, — засмеялась она. — А может быть, даже больше!
— Учитель! — воскликнул я — Не может быть!
— Если бы ты мог побыть женщиной, ты бы многому удивился.
Мы — молодожены — касались друг друга и разговаривали в течение всей ночи, так что разрушающиеся стены, закаты империй, столкновения с правительством и банкротство — все это просто утратило всякий смысл. Это была одна ночь из многих, поднимающаяся из прошлого, возвышающаяся над настоящим и устремляющаяся в мерцающее будущее.
«Что самое важное в любой выбранной нами жизни? — думал я. — Может ли все быть таким простым и сводиться к близости с тем, кого мы любим?»
За исключением тех часов, когда мы ссорились друг с другом в пустыне или умирали от усталости, сидя за компьютерами, все, что мы делали, было окружено слабо сияющей аурой эротичности. Короткий быстрый взгляд, едва заметная улыбка, легкое прикосновение — все это доставляло нам радость на протяжении всего дня.
Одной из причин, по которой я годами раньше стремился завязать новые отношения, была моя нелюбовь к продолжению встреч, когда утонченная эротическая аура развеивалась. Я восхищался, что в отношениях с этой женщиной электризующий эффект не прекращался. Постепенно моя жена становилась все более прекрасной, выглядела все более привлекательной и нежной.
— Все это субъективно, не так ли? — спросил я, теряясь в плавных очертаниях и золотистом сиянии.
— Да, это так, — ответила она, зная, о чем я думаю. Наша телепатия не была основана на методах, она случалась спонтанно, и каждый из нас нередко знал, что на уме у другого.
— Кто-то другой посмотрел бы на нас и отметил, что мы не изменились, — сказала она, — что мы те же самые, что и раньше. Но в тебе есть что-то, что кажется мне все более и более привлекательным!
Так и есть, думал я. Если бы мы друг для друга не менялись, нам с вами давно стало скучно!
— Мы уже закончили наше вступление? — спросил я. — Или так будет продолжаться всегда?
— Помнишь, что в твоей книге сказала чайка? Может быть, ты сейчас находишься как раз там же: «Теперь ты готов к тому, чтобы лететь вверх и начать познавать смысл добра и любви».
— Он не говорил этого. Это было сказано ему.
Она улыбнулась.
— А сейчас это было сказано тебе.
Сорок три
Согласно решению суда, который признал мое банкротство, нам на некоторое время разрешили остаться в нашем маленьком домике на правах временно-ответственных за него, пока мы не найдем себе другое место для жизни. Какое-то другое более дешевое место подальше на север. Затем наступило время покинуть Долину Малых Яблочных Ворот.
Мы вместе ходили по дому и двору, прощаясь. До свидания, стол и протест против лесоторговли. До свидания, кровать под открытым небом, где мы смотрели на звезды, прежде чем уснуть. До свидания, камин, камни для которого мы таскали сами один за другим. До свидания, теплый маленький домик. До свидания, сад, который Лесли мечтала превратить в цветочный мир, когда она взрыхляла, вскапывала, сажала и полола. До свидания, леса и животные, которых мы любили и за спасение которых боролись. До свидания, говорили мы.
— Когда пришло время отправляться, она спрятала лицо на моей груди, и ее храбрость изошла слезами.
— Наш сад! — рыдала она. — Я люблю наш сад! И я — люблю наш маленький домик, и наши растения, и нашу семью оленей, и солнце, поднимающееся ввысь над лесом: Она плакала так, что, казалось, ничто ее не может утешить.
