Принцесса желчно усмехнулась. Атор не терял времени даром; этот подлец попросту взял да и приписал себе все сделанное ею, Арьятой, — да и, наверное, Дор-Вейтарном!
И этого принцесса уже не могла снести. Как ни уговаривал, как ни умолял ее испуганный Эммель-Зораг, Арьята осталась непреклонна.
— В бесстыжие глаза его хочу плюнуть! — заявила она в ответ на все доводы старика.
Делать нечего, желание ее высочества — закон, и старый сэйрав скрепя сердце повел принцессу на очередной Большой Прием.
Сжав зубы, изо всех сил стараясь придать лицу веселое и беззаботное выражение, принцесса вступила под отобранный врагами отчий кров. В те мгновения, что они шли до боли знакомыми с самого раннего детства залами и переходами, она готова была убивать всякого, кто попадется ей на дороге… И еще она с горечью замечала, что во дворце полностью сменилась обстановка: мебель, лепнина, мозаика на стенах, оконные витражи — все было новым, и оставалось только гадать, каким образом эта выскочка сумела так перестроить дворец за какие-нибудь два-три месяца. Лишь полным напряжением воли Арьята держала свое отчаяние в узде — нестерпимо хотелось то ли разрыдаться, то ли с диким криком начать колотить эти драгоценные вазоны с заморскими цветами и обдирать шпалеры со стен…
Дорогу в тронный зал она могла пройти с закрытыми глазами, но приходилось играть роль наивной провинциалки, — точно тяжелый груз, поднимать брови и стараться придать лицу как можно более глуповато-изумленный вид.
Конечно, в любую минуту кто-то из встречных мог воскликнуть что-нибудь вроде: «Великое небо, да это же принцесса Арьята!» — однако она не боялась, более того, в глубине души даже страстно желала этого — пусть замрет пораженный изумлением зал, пусть услышит ее слова к ним, исполненные самого жгучего презрения, пусть стыд заставит покраснеть их щеки, когда она уличит их всех в одном гнусном предательстве!
Однако они беспрепятственно проделали весь путь до тронного покоя и присоединились к толпе ожидавших выхода Владычицы придворных и просто знатных сэйравов, как из числа столичных жителей, так и специально приехавших дальних баронов.
Арьята стояла не таясь, и сердце грохотало в груди ударами многопудового молота. Голова ее была гордо поднята, надменным, истинно королевским взором она обводила толпу; раз, другой и третий мелькнули знакомые лица, но все они словно ослепли или потеряли память — принцессу не узнавал никто.
Время от времени она бросала взгляды и на новый трон, стоявший, правда, на том же самом месте, что и отцовский: светло-золотистый, с высокой спинкой и плавно изгибающимися линиями, весь перевитый резными гирляндами цветов и фруктов вместо прямого и жесткого трона черного дерева, подлокотниками которому служили искусно вырезанные связи мечей, секир и дротиков, опиравшиеся на спины разинувших пасти драконов…
Ждать пришлось недолго. Вместо привычного завывания боевых рогов раздался нежный звук нескольких согласно поющих флейт; занавес справа от тронного возвышения распахнулся.
В золотисто-шафранной богатой одежде, так разительно непохожей на прежний наряд воина Черного Ордена, с длинным мечом в драгоценных ножнах на правом боку не шел, не выступал, а именно шествовал не кто иной, как Атор собственной персоной; лицо его было неподвижно, подбородок заносчиво вскинут, глаза полуприкрыты…
За ним появилось еще двое высокорослых гвардейцев в роскошной парадной броне; словно лучи солнца, скрестились длинные копья, окрашенные белым; Атор же тем временем встал на среднюю ступеньку возле трона и в торжественно-напыщенном жесте воздел правую руку.
Флейты тотчас смолкли.
В проеме, откуда появился Атор и воины, что-то блеснуло — так играет луч в неглубоком и чистом пруду, внезапно выхватывая какую-то деталь на дне, — и все собравшиеся в тронном зале тотчас склонились в почтительном, но не раболепном приветствии.
Арьята осталась стоять с гордо поднятой головой, прямая и напряженная, точно туго натянутая струна; кровь клокотала от гнева, она жестокими толчками билась в виски, словно стремясь вырваться наружу и затопить сознание багряным туманом боевого безумия, когда человек теряет власть над самим собой, одержимый одной лишь мыслью — убивать, и не останавливается, пока само его тело не будет изрублено на куски, не чувствуя ни страха смерти, ни боли от ран.
По залу пронесся вздох изумления, тревоги, враждебности; Арьята со злой, ласкающей каждую жилку мстительной радостью увидела, как Атор изменился в лице, узнав наконец, кто дерзко стоит перед ним, и не думая гнуть спину.
— Здравствуй, о Атор, сильно-могучий воитель! — раздался в наступившей тишине звенящий голос принцессы. Она была поистине не в себе, упиваясь каждой каплей давно лелеянной мести — и не только Атору, но и всем собравшимся здесь, всему городу, даже всему миру; Арьята шла одна против всех и уже ничего не боялась.
— Остановить ее! — не своим голосом не то взвыл, не то взвизгнул Атор, давая знак стражникам у себя за спиной. Одновременно его рука сделала какое-то быстрое, неразличимое глазом движение, и в Арьяту полетели три четырехлучевые звездочки.
Никто в тронном зале даже не успел понять, что происходит, — тонко зазвенели упавшие на пол звездочки, а принцесса Арьята — теперь ее как-то вдруг узнали почти все — шла и шла, живая и невредимая, прямо на Атора, подняв правую руку так, словно держала в ней невидимый меч.
Никто так и не смог понять случившегося — никто, кроме Атора, прекрасно помнившего, что такое Призрачный Меч в действии. Именно этот клинок сам по себе, без вмешательства воли принцессы, отразил посланные в нее Атором метательные звездочки.
Принцесса шла через окаменевший зал.
— Так, значит, это ты в одиночку одолел весь Черный Орден? Прими мои поздравления, преславный Атор! Или ты уже забыл, чья рука отправила к праотцам саму предводительницу, над которой ты никогда бы не смог взять вверх?! Время платить, Атор, время платить!..
Однако Атора можно было бы назвать кем угодно, но только не трусом. Двуручной меч с шипением разрезал воздух — лишь быстрый отблеск мелькнул, — и тело воина распласталось в длинном, достойном восхищения прыжке.
Призрачный Меч встретил его в воздухе, однако в самое последнее мгновение Атор успел по-кошачьи извернуться, и стремительное лезвие миновало его, задев лишь его длинный меч.
Клинок рассекло надвое, большая часть лезвия зазвенела, ударившись о каменные плиты; в руках у Атора остался бесполезный обрубок…
— Что здесь происходит, во имя Первозданных Сил? — вдруг раздался негромкий, но чарующе музыкальный голос, чистый, словно первый весенний ручеек.
Из-за спин своих гвардейцев, уже рванувшихся было на помощь Атору, спокойной, но твердой поступью появилась Владычица.
Полубезумный, источающий ненависть взор Арьяты столкнулся со спокойным, как море в часы штиля, взглядом Владычицы, и принцесса даже замерла на миг, пораженная нечеловеческой красотой этого живого существа Арьята не могла поверить, что смертная женщина может иметь столь совершенные черты. На идеальном овале лица выделялись огромные ярко-голубые, как небесная синева, глаза, казавшиеся мудрыми и всепроникающими. Руки спокойно лежали на набалдашнике тонкого костяного стека.
