Ну Ну достала сверток, развернула его. Кусок был невелик, чуть больше ладони. Все такой же плотный и слегка шершавый. И он один, а сыновей двое. Утратит ли кора защитную силу, если разделить ее на две части?
Может, дать Тхару Тхару что-то другое? Ну Ну тут же прогнала эту мысль и разломила кору на две неравные части, затем ржавым гвоздем проделала в каждой по дырке, куда пропустила веревочку и завязала узлом. Закрыв глаза, она поцеловала оба талисмана, после чего надела сыновьям на шею.
Тот, что побольше, – старшему. Тот, что поменьше, – младшему.
Вскоре на улице послышались солдатские голоса. Ко Гуи и Тхар Тхар взяли мешки и спустились с крыльца. Все трое не произнесли ни слова.
Ну Ну смотрела, как уходят ее дети. Они шли, не оглядываясь. У нее заколотилось сердце, и она бросилась следом. Солдат преградил ей путь, втолкнул обратно во двор. Сквозь живую изгородь Ну Ну в последний раз взглянула на сыновей. Лиц она уже не видела, только две зелено-черные лоунджи.
Два ее взрослых сына уходили на войну, унося на шее по кусочку коры, но в сердце Ну Ну пока еще не было отчаяния. У нее оставалась надежда.
Глава 18
Они встретились вечером, у колодца. В притихшей деревне, где отцы и матери переживали за судьбу сыновей и где ужас прятался среди листвы, корча рожи и отбрасывая уродливые тени.
Где сердца превращались в камень.
Ну Ну не боялась, что ее увидят, никто не отваживался сейчас выйти на улицу. Даже скотина молчала, не хрюкали свиньи, не кудахтали куры, крысы и змеи прятались в отхожих местах.
Над деревней висела зловещая тишина. В домах и во дворах не горело ни свечи. Ужас охватил даже тех, у кого не было сыновей призывного возраста. Только луна не знала страха: большая и круглая, она сияла на безоблачном вечернем небе.
Лейтенант ждал под фиговым деревом. Покуривая сигарету, глядел, как приближается Ну Ну. Она надела лучшую лоунджи и свежевыстиранную блузку, расчесала длинные черные волосы. Она медленно шла с пустым кувшином для воды на голове. Ну Ну тщательно подготовилась, она уже не была столь желанна, как в молодости, но и старухой пока не стала.
А значит – не должна сплоховать.
Свидание назначили молча, сговорившись несколькими взглядами и жестами, пока солдаты сновали вокруг. Каждый знал, что нужно другому.
Они и сейчас молчали. Ну Ну опустила кувшин, зачерпнула колодезным ведром воду и стала медленно поднимать наверх. Командир смотрел на нее. Она чувствовала его оценивающий взгляд. Вот он оглядел ее тонкую шею, мускулистые руки. Скользнул ниже, пытаясь угадать, велика ли грудь под блузкой. Потом оценил бедра и круглые, крепкие ягодицы, которые всегда возбуждали Маунга Сейна.
Ну Ну ждала. Лейтенант не двигался. Она подняла кувшин на голову, и только тогда лейтенант шагнул к ней.
– Где? – спросил он, не считая нужным перейти на шепот.
Кивком головы Ну Ну показала дорогу и пошла первой, неся тяжелый кувшин. Они миновали ее опустевший дом, где несколько часов назад мать простилась с сыновьями.
Хижина, куда Ну Ну вела лейтенанта, стояла на краю деревни. Дальше начинались поля. В хижине давно никто не жил, несколько лет назад здесь умер старый Аунг, одинокий и никому не нужный. До этого он схоронил жену и троих детей. Его призрак, полный безутешного горя, в каждое новолуние возвращался сюда, чтобы оплакать близких. Но сегодня стояло полнолуние. Да и других мест Ну Ну не знала.
Она поднялась на низкую веранду, – как и ожидалось, дверь была приоткрыта. Сквозь дыру луна заливала комнату холодным, неживым светом. Посередине лежала охапка соломы.
Кто-то побывал здесь до них. Кто-то придет после.
Ну Ну опустила кувшин. В глазах лейтенанта вспыхнуло желание. Даже похоть. Его не понадобится долго соблазнять.
Лейтенант отложил винтовку, снял форму, разулся, блестящие черные сапоги поставил рядом с соломенным ложем. Краешком глаза Ну Ну следила за его сильным телом. Чувствовалось, в армии кормили хорошо, по крайней мере – офицеров.
Ну Ну развязала лоунджи, сбросила на пол, быстрым движением сняла блузку.
Лейтенанту не терпелось. Но надо еще немного его раззадорить: чем горячее желание, тем выше ее шансы. Так думала Ну Ну.
И совсем некстати перед мысленным взором замелькали картины. Погибший муж. Сыновья. Родители. Чтобы прогнать видения, Ну Ну сосредоточилась на сапогах, стоящих рядом. В сверкающей черной коже не отражалось ни любви, ни прощения – лишь страх и ненависть.
Бывают мгновения, которые невозможно вытерпеть, потому что они делают нас совсем другими.
Ей не хотелось смотреть на лейтенанта, но было слишком поздно.
Невзирая на отвращение, она была бы готова отдаться ему снова. Она бы переспала со всеми его начальниками и подчиненными, со всеми солдатами, которыми он командовал. Только бы спасти сыновей. Единственное, что оставалось у нее в жизни.
– И чего ты хочешь от меня? – спросил он.
Вопрос, ради которого все затевалось. Ради которого она там, на площади, бросила на него лукавый, зовущий взгляд, а поймав ответный, бросала уже другие, будоражащие желание.
– Я спросил, что тебе нужно?
Не спросил, шумно выдохнул, словно сгонял с губы назойливую муху.
Ну Ну гладила его черные волосы, разглядывала шрамы на груди. Она могла бы снова разжечь в нем желание. Возможно, тогда лейтенант сделается сговорчивее. Подумав об этом, она обвела языком вокруг его соска.
– Ты что, немая? Чего ты хочешь?
Чувствовалось, ему хватило одного раза, и он не собирался тратить на нее время. Его настроение оставляло желать лучшего, но сейчас от этого человека зависела судьба Ко Гуи и Тхара Тхара. Их смех и слезы. Их жизнь и смерть. Все зависело от его расположения духа.
– Моих сыновей, – прошептала Ну Ну. – Больше ничего. Только моих сыновей.
Мою жизнь.
– Это невозможно.
Он заложил руки за голову и уставился в потолок. Вскоре мысли унесли его прочь из старой хижины. В другую деревню. В предстоящее сражение. Или он оценивал шансы перевестись из опасных мест, где засели повстанцы, куда-нибудь на побережье. Еще немного, он встанет и уйдет, и все окажется напрасным. Ну Ну это почувствовала.
– Мне они нужны, – прошептала она.
– Нам тоже.
– Без их помощи я не смогу возделывать поле и носить овощи на рынок.
Интуиция подсказывала: «Только не говори, что ты их любишь. Это он слышит от каждой матери, провожающей сына на смерть. Ему нет дела до твоей любви. Упирай на житейскую сторону. Сыновья – твои помощники. Это он поймет».
Только так.
– У тебя больше никого нет?
– Муж давно умер. Других детей нет, – тихо добавила она. – Одной мне не справиться.
