Маунг Тун смотрел то на меня, то на брата. У Ба о чем-то спросил его, Маунг Тун кивнул, схватил кусок ветоши и стал вытирать руки, сумев избавиться лишь от части масла и грязи.
У Ба снова заговорил. Я не понимала ни слова, но догадывалась об их значении. Мы приглашали Маунга Туна в чайный домик, а если он проголодался, то в ближайший китайский ресторан.
Маунг Тун кивнул и что-то сказал товарищам. Те продолжили работу.
– Он не голоден, – шепотом перевел брат, – но с удовольствием посидит с нами в чайном домике.
В Тхази было жарче, чем в Кало. Солнце слепило. Я надела солнцезащитные очки, но тут же сняла – стало неловко, ведь у моих спутников очков не было.
У Ба и Маунг Тун шли впереди и оживленно болтали. Мы миновали главную улицу. Я успела отвыкнуть от такого количества транспорта: легковые машины, грузовики, тракторы и автобусы катились, обгоняя воловьи упряжки, конные повозки, пешеходов и велосипедистов. Дорога была сухой, никакого асфальта. Каждая проезжавшая машина поднимала облако пыли. На середине улицы У Ба вдруг остановился и закашлялся, ухватившись за меня. Маунг Тун осторожно взял его под руку и перевел на другую сторону.
В чайном домике Маунг Тун закурил сигарету, дважды глубоко затянулся и что-то сказал, глядя на меня.
– Он хочет знать, почему ты заинтересовалась Тхаром Тхаром, – перевел У Ба.
Этого вопроса я ожидала, но мне не хотелось выглядеть в глазах незнакомого человека идиоткой, заявляющей, что слышит голоса. Я придумала замысловатую историю о дальних родственниках Тхара Тхара, которые жили в Америке и случайно оказались моими соседями. Они и… У Ба заговорил раньше.
– О чем ты ему рассказываешь? – перебила я брата.
– О том, что ты слышишь голос умершей матери Тхара Тхара, которая хочет знать о судьбе сына. Ты надеешься, что потом она оставит тебя в покое.
Маунг Тун кивнул, посмотрел на меня с пониманием, будто мой случай был вполне обыкновенным. Не спеша докурил сигарету, потом сказал несколько слов моему брату.
– Он не любит рассказывать о времени, когда служил носильщиком. Даже его жена ничего не знает. Но ради Ну Ну готов сделать исключение. Она достойна того, чтобы узнать о судьбе Тхара Тхара. Ее сын был героем, и мать должна об этом услышать.
Я поблагодарила его. От себя и от имени умершей Ну Ну.
Маунг Тун раздавил окурок в пепельнице, подался вперед и начал историю.
Глава 22
Солдаты собрали нас в поле у въезда в деревню, окружили колючей проволокой и оставили до утра. Ночь выдалась холодной. Мы сбились в тесный кружок и пытались согреться. Тхар Тхар и Ко Гуи сидели рядом со мной, я хорошо знал обоих. Мы были ровесниками: вместе играли, вместе росли. Ко Гуи весь дрожал, и Тхар Тхар обнимал его за плечи. Солдаты запретили нам разговаривать, но вести беседы никому и не хотелось. Во всех нас говорил страх. Никто не спал. И вдруг солдат выкрикнул имена братьев, требуя, чтобы те подошли к воротам. Они подчинились. Светила луна, и у ворот я увидел их мать. Все трое стояли и перешептывались. Ко Гуи отчаянно мотал головой, Ну Ну плакала. Потом она взяла Ко Гуи за руку и попыталась увести. Он упирался. Братья не сводили друг с друга взгляда. Ко Гуи что-то снял с себя и надел на шею Тхара Тхара. Потом подошли солдаты и велели Ну Ну уходить. Они вытолкали Ко Гуи за ворота, и Ну Ну увела его.
Тхар Тхар стоял возле колючей проволоки и глядел им вслед. Молча. Долго. Караульные кричали ему, требовали немедленно вернуться к остальным и сесть. Тхар Тхар будто не слышал. Тогда караульный изо всех сил ударил его в плечо прикладом винтовки. Тхар Тхар повернулся и пошел к нам. Я не узнал друга и даже испугался. Его глаза стали больше, щеки опали, он побледнел и теперь сам дрожал.
Тхар Тхар стоял в середине нашего кружка и продолжал глядеть туда, где скрылись мать и брат. Солдаты кричали, что накажут его за нарушение дисциплины, он не обращал внимания. Кто-то из наших попытался усадить его, но он не давался. Потом меня сморил сон, а когда я проснулся, Тхар Тхар все так же стоял и смотрел.
Утром нас загнали в крытый грузовик и повезли в казарму. Тхар Тхар сидел на скамье и ни за что не держался. Машину сильно подбрасывало на ухабах, и каждый раз Тхар Тхар ударялся головой о стенку. У него все лицо было в крови. Пахло в этом грузовике, скажу я вам. Наши парни не привыкли ездить на машинах. Многих рвало. Тхар Тхар не замечал ни крови на лице, ни вони.
В казарме нас разделили на две группы. Ту, что побольше, снова погрузили в грузовик и куда-то повезли. Мы с Тхаром Тхаром попали в меньшую группу и остались в казарме. Потом я узнал, что это спасло нам жизнь. Во всяком случае, поначалу – те парни отправились прямо на фронт. Насколько знаю, все они погибли в первые же месяцы.
В казарме нас снова разделили, уже на маленькие группки. Тех, кто умел слесарить и разбирался в технике, отправили в мастерскую. Другим сказали, что они будут работать в прачечной. Тхара Тхара спросили, умеет ли он готовить. Он кивнул. Его определили на кухню, и меня вместе с ним.
В казарме мы пробыли почти два года. Если сравнить с тем, что началось потом, могу сказать, что жилось нам хорошо. Солдаты редко били нас без причины. Еды почти всегда хватало. Спали мы на койках. Зимой даже одеяла выдавали.
Тхар Тхар быстро завоевал уважение. Он оказался исключительно хорошим поваром, особенно ему удавался рисовый торт. Я уверен, что только кулинарные способности Тхара Тхара и спасали нас от отправки на фронт. Офицеры привыкли к его десертам.
Я говорю «нас», хотя меня легко могли заменить другим помощником. И я лез из кожи вон, чтобы офицеры не устроили такую замену, чистил и резал овощи, варил рис, ощипывал и потрошил кур, когда старшим офицерам хотелось мяса.
Может, Тхар Тхар и остался бы при кухне, будь в нем хоть капля услужливости. Но он не привык ни перед кем склоняться, а это ни офицерам, ни солдатам не нравилось. Тхар Тхар был молчаливым, за два года он не произнес и двух десятков фраз. Какую бы работу ему ни поручали, выполнял ее молча. На вопросы отвечал кивком или мотал головой. В разговорах не участвовал, над шутками не смеялся. Если хихикали над ним, не обращал внимания. Думаю, офицеров злило, что он совсем не боялся угроз. Однажды он запоздал с обедом. Командующий ударил его по лицу и пригрозил завтра же отправить на фронт. Тхар Тхар смотрел ему в глаза, пока командующий не отвел взгляд.
Кто-то считал, что он бесстрашен, потому что умственно отсталый. Некоторые принимали его за немого. Я-то знал, что это не так, и просто восхищался мужеством друга. Такого смелого парня, как Тхар Тхар, я больше не встречал.
Даже когда с ним случалось несчастье, он молчал. Однажды опрокинул себе на ноги кастрюлю с кипятком и лишь слегка поморщился, а на обожженные ноги смотрел так, словно они были чужими.
Койки в казарме стояли почти впритык, и было слышно, как у соседа урчит в животе. Другие звуки тоже не скроешь. В первый год Тхар Тхар часто плакал по ночам. Иногда он находил в темноте мою руку и сжимал до боли, долго не отпуская.
