— Значит, всевластие Орды продлится ещё дольше. Чёрные маги Брандея уже научились использовать её в своих целях. Эльфран едва-едва устоял! Второй раз они станут действовать искуснее. И тогда… Сперва Орда затопит Гален, потом Фейнские баронства, потом Эльфран, затем крайний запад континента… Ну а после того перекинется и на другие материки. И тогда придётся бросать нашу войну, возвращаться и наводить порядок. — Рагнвальд скривился. — Упаси нас от этого, Великий Орлангур.
И Старый Хрофт остался дома.
Расставшись наутро с Отцом Дружин (они проговорили до рассвета), Рагнвальд в облике сокола отправился на морской берег.
— Неужто на Чёрный остров? — чуть слышно прошептал он. — Что они там задумали сделать с Горджелином? Зачем он им понадобился?
Странник мучительно колебался. Великий Закон Равновесия давил на плечи, словно мельничный жернов на провинившегося раба. Схватиться с брандейскими магами в открытую значило обречь себя на войну ещё и с Хаосом…
Рагнвальд колебался, однако принять решения так и не успел.
— Брат! Брат! Скорее! Боюсь, назревает прорыв!
Лицо Рагнвальда исказилось. В досаде он пнул ни в чём не повинный булыжник и резко подпрыгнул вверх. В следующий миг Врата Реальности захлопнулись за ним.
ГЛАВА II
Ярина, Губитель и Двалин вышли в путь, когда на дворе уже стоял птицезвон и атаки Орды прекратились. Ушли — и сгинули, как сквозь землю провалились. Миновало лето, наступила осень; Саата рыдала ночи напролёт, едва не наложила на себя руки — подружки из петли вытащили. За осенью наступила зима, вновь нахлынула Орда, вновь по всей земле кипели яростные схватки, — а ушедшие так и не появились. Минул год, потом ещё один, ещё и ещё… Скончался в своей постели старый Нивен, связка хозяйских ключей перекочевала на пояс к его старшему сыну, который при живой жене начал домогаться оставшейся беззащитной Сааты. И молодой женщине не оставалось ничего другого, кроме как падать в ноги отцу…
Родительское сердце не камень. Растаяло от жарких дочерних слёз, да и внуков — чад невинных — не толкнёшь же своими руками на погибель? Полюбовник проклятый, колдун захожий, сгинул где-то в неведомости — и позор, считай, покрыт. Тем более что сам Аргнист сына непутёвого, Арталега, с позором прогнал. Теперь живёт тот хоть и при отцовом же хуторе, но на отшибе, и мало кто с ним и словом-то согласен перемолвиться…
И пошло время. В свой черёд приходила Орда, с каждым годом собирая всё более и более богатую дань. В свой черёд приходила Нежить, но ей доставались одни объедки. Несколько семей, дойдя до последней степени отчаяния, попытались уйти на юг — да только куда там! Остались на проклятой Костяной Гряде…
Всевеликое Вольное Войско тем временем отбило вялый натиск орденских последышей, ибо отпущенные было с миром отцы капитулярии, конечно же, не успокоились. В первое же лето после своего поражения они собрали силы: кое-кто из особо глупых баронов Фейна, наёмники со всех сторон света, части королевского войска, храмовые дружины. Однако эта разношёрстная компания оказалась дурной армией — наёмники были недовольны отсутствием добычи, бароны резко поумнели, пару раз угодив в мастерски подстроенные засады, королевские гвардейцы вскоре пришли к выводу, что эти поселяне недурно воюют и не всё ли равно, кто будет сдерживать Орду на бывшем Рыцарском Рубеже?.. Храмовые дружины, быть может, были неплохи в расправах с галенскими колдунами — гонения на тех не прекращались, — но для настоящей войны не годились. Хорошо дрался только полк из уцелевших братьев рыцарей, однако и он, изрядно потрёпанный, вынужден был отступить. К осени война заглохла сама собой, а потом галенские толстосумы деликатно намекнули его величеству, что торговля страдает, а значит, войну пора кончать. Ведь и в самом деле, не всё ли равно, кто охраняет северные границы королевства?
Однако король, его светлое величество, на сей раз оказался куда умнее, чем ему положено по должности, правильно сообразив, что простолюдины теперь валом повалят на север, в это самое предерзкое Вольное Войско, и за зиму сумел-таки втолковать это и своим вассалам — мелким королям, хотя правильнее было бы называть их герцогами, и не вассалам — баронам Фейна. На следующее лето состоялся большой поход. Вольное Войско было лишено настоящего командира — Аргнист мог командовать и десятком, и сотней, и тысячами, а вот Фрабар, увы, был хороший человек, но доверять ему что-то крупнее десятка оказалось никак нельзя, — и дело закончилось великой кровью для обеих сторон. Нарочные Вольного Войска отыскали в лесах хутор своего былого предводителя, Аргнист внял их просьбам и сумел-таки если и не выиграть войну, то, по крайней мере, закончить её почётным миром. Его величество король Галена вскоре после этого скончался от огорчения, престол перешёл к сыну, весьма неглупому молодому человеку, догадавшемуся воспользоваться усилением Орды и предложившему Вольному Войску договор, ограничивающий его численность. Взамен этого он щедро открывал ему свои арсеналы, помогал оружием, знающими командирами и так далее. Вскоре само Вольное Войско, блюдя слово, было вынуждено выставить кордоны на своих границах и заворачивать беглецов назад.
И среди всего этого кошмара, не торопясь, но и не мешкая, рос сын Сааты и прозывавшегося Губителем — мальчик по имени Аратарн.
Он научился распознавать тварей Орды раньше, чем запомнил все лица соседей по хутору. Он научился всаживать стрелу в глаз хоботяре раньше, чем играть в салочки или прятки со сверстниками. Он выходил в одиночку против брюхоеда или броненосца раньше, чем впервые поцеловал девушку. Он был обычным парнем Свободных Хуторов.
Так шли годы. Никто уже не сомневался, что отец паренька сгинул навеки. Его нельзя было назвать «приятным во всех отношениях», молодого воина Аратарна: слишком часто вспыхивали бешенством глубоко посаженные чёрные глаза и слишком скор он был на кулачную расправу. И лишь мать да ещё единоутробная сестра Киита умели охладить его пыл.
Саата стала известной травницей — с других хуторов даже слали способных девчонок ей в обученье. Киита полностью унаследовала таланты матери, и летом они вместе с братом часто уходили блуждать по укромным оврагам и распадкам, где можно было отыскать самые редкие целебные растения. Аратарн оказался наделён каким-то мрачным бесстрашием. Он никогда не отступал перед противником. Правда, умел он и выбрать дорогу так, что на пути самых страшных врагов, вроде хоботяр и рогачей, не попадалось…
Он был похож на своего отца, хоть и не знал этого. Он рано лишился волос, но странным образом это его не портило. Кожа посмуглела, руки налились силой — парень в четырнадцать лет играючи ломал подковы и гнул железные кочерги. Он был молчалив и не имел друзей среди погодков; зато со странным удовольствием возился с малышами, которые липли к нему, точно мухи на сладкое.
Он не был искусным рассказчиком, всегда предпочитая действовать, а не говорить. И радостью для него были схватки. В них он оживал; а когда бой заканчивался — вновь становился сам собой: угрюмым, неразговорчивым, сторонящимся компаний и нехитрых хуторских развлечений.
