Далеко уйти ему не дали. Весь лес был полон мечущихся зловещих теней. Несколько раз он рубил прямо у себя под ногами — самые ловкие и быстрые ухитрялись подобраться совсем близко. И бежал, бежал, почти не разбирая дороги, понимая лишь одно — дело плохо, и на сей раз ему, похоже, не вырваться. Что же будет с мамой?..
Однако при всём при том он оставался охотником. Несся сломя голову и наугад, но не потерял следов Кожаного Мешка. Их не сумели затоптать даже все собравшиеся здесь страшилища.
Наступила ночь, а он всё бежал и бежал — неутомимой волчьей рысью, сам дивясь невесть откуда взявшимся силам. Орда мало-помалу отставала — хорошие ищейки там есть, но вот скороходов мало. Аратарн уже начал было поворачивать на север, к дому, когда выяснилось, что его гонит настоящая облавная охота шириной не меньше лиги — а то и больше, если приглядеться.
До рассвета ему пришлось драться ещё трижды, когда на него наталкивались бродячие своры Орды. Он убивал, сколько мог, и вновь растворялся в темноте, сбивая преследователей с толку. Он один умел это делать — что-то вроде ложного следа.
Любой маг сказал бы, что парень неосознанно бросает отводящее глаз заклятье. Но вот только как он научился это делать?..
И как научился качать силу в немеющие ноги, чтобы бежать через буреломы всю ночь напролёт?
Заря застала его за много лиг от дома. Погоня не отставала. Расстояние не увеличивалось, но и — ценой огромных усилий — не сокращалось. Аратарн не мог ни остановиться, ни отдохнуть — Орда неутомимо гнала и гнала его, и он мчался, кое-как подкрепляясь на бегу захваченной ещё из дома снедью, размокшей в болоте, но всё же годной в пищу.
Так минул ещё один день. К вечеру Аратарн перестал удивляться чему бы то ни было. Он превратился в животное, только и могущее, что переставлять ноги. О том, чтобы повернуть и прорваться сквозь ряды Орды, не могло быть и речи. Даже он, при всех своих способностях, в конце концов оказался бы просто задавлен.
А след Кожаного Мешка всё вился и вился перед ним, словно путеводная ниточка. Он то пропадал, то вновь подвёртывался под ноги; и могло показаться, что Аратарн все ещё продолжает безнадёжную погоню.
Его отжимали на юго-восток, к горам Ар-ан-Ашпаранга. На добром коне это неделя пути, ежели через Орду. Но Аратарн, бежавший день и ночь, начал предполагать, что ему удастся добраться быстрее. Это было бы спасением. Подгорный народ по сей день твёрдо держал рубежи своих гор, и преследуемый мог получить там защиту. А потом они пропустят его к северному краю своей страны, он вернётся домой, и всё будет хорошо.
Он не спал и почти не ел четверо суток. Любой на его месте, даже неутомимый Двалин-кователь, уже давно свалился бы от усталости. О том, откуда берутся силы, Аратарн не думал. Он вообще не мог ни о чём думать, кроме как о висящей на плечах погоне. Ему не давали уклониться ни на шаг в сторону. Его гнали и гнали прочь, к горам.
Он вышел к серым природным бастионам гномов в неудачном месте — скалы вздымались в самое поднебесье, и взобраться по их отвесным склонам не было никакой возможности. Даже с его невесть откуда взявшимися силами. Один раз попробовал — свалился, угодив прямо под ноги одной из поимочных свор Орды. Насилу отбился, потерял меч и один из ножей. И вновь пришлось бежать — на юг, вдоль неприступных гор.
Разумеется, изначально эти горы не были такими. Но гномы Ар-ан-Ашпаранга с муравьиным упорством за сотни лет труда стесали отлогие склоны, превратив их в отвесные кручи, завалили обломками выходы из ущелий, залив всё крепильной глиной, которая, застыв, делается прочнее обожжённого кирпича, создав тем самым на своей границе настоящую крепостную стену. Здесь они держали оборону от Орды, для пропуска людей и товаров в Лесной Предел осталось несколько ворот. Но до них ещё надо было добраться.
Мимо одних его прогнали ночью. Он закричал, увидев слабо мерцающий огонёк во внезапно открывшейся дозорной башне, будучи слишком обессилен, чтобы смотреть вторым зрением. Если бы он заметил эту башню раньше! Тогда, быть может, и успел бы… А так подобравшаяся совсем близко Орда заставила его бежать дальше. Он только и успел, что судорожно всем телом удариться о несокрушимые кованые створки, только и успел, что хрипло заорать, надрывая иссушенную глотку. А ответить ему стражники-гномы уже не сумели. Он до последнего отмахивался секирой, прижавшись спиной к железу створок, такому холодному, такому надёжному…
Рогач прыгнул на него сбоку. Уклоняясь от рогов, пришлось отскочить. Секира глубоко просекла шею чудовища, но издыхающий рогач дело своё сделал. Прежде чем гномы успели разобраться, в чём тут дело, и отпереть засовы, Орда уже оттеснила свою жертву от ворот. Аратарну пришлось бежать дальше.
На бегу он заплакал. Впервые в жизни. Силы таяли. Отчаяние захлёстывало его, подобно океанскому валу. Всё чаще хотелось повернуться, броситься в последнюю безумную схватку, прежде чем он окажется не в силах держать секиру. Его гнали дальше.
В этот день Лидаэль отправилась в лес одна. Ками, старшая сестра, ставшая искусной ценительницей благодаря Старому Хрофту, была занята в селении лесных гномов — там появилось занесённое прохожими охотниками моровое поветрие.
— Ты мне не помощница. — Ками сурово отстранила сестру. — Хочешь, чтобы от тебя толк был, — ступай к Сладкому ручью, набери потогона. Не спутаешь?
Лидаэль возмущённо фыркнула. Она была очень похожа на мать. Старый Хрофт только головой качал — порой ему казалось, что на пороге стоит Эльтара… Те же золотистые роскошные волосы, удлинённые фиалковые глаза с поднятыми к вискам уголками, те же губы… одним словом — то же лицо! От Горджелина его дочь не унаследовала ничего. И нравом пошла в эльфранскую принцессу, не в отца.
Кожаные штаны, широкий пояс с ножом, кожаная же куртка, скрывающая копну волос шапка — Лидаэль можно было принять за юношу. Прихватив туесок, она вышла в путь.
Сладкий ручей протекал примерно в лиге от дома Старого Хрофта. Вода в нём и впрямь была сладковатой; звери её не любили, а вот травы по берегам росли самые редкие и полезные. В том числе и потогон — его отвар помогал при самых тяжких недугах, вплоть до морового поветрия, чёрной смерти, опустошавшей приморские города.
Лидаэль знала, что она колдунья. Старый Хрофт научил её многому и только дивился про себя, столько сил в девчонке. Причём отнюдь не унаследованных. Отчего-то слишком уж хорошо удавались нежной Лидаэли самые что ни на есть чёрные и смертоносные заклинания. Уже сейчас, в неполные восемнадцать, она смело могла потягаться в магическом поединке с любым обладателем посоха. Наверное, смогла бы и больше, но Отец Дружин был не слишком искушён в новейшей боевой магии и потому учил способную девчонку тому, что знал сам, — древним, первобытным заклятьям, бывшим в ходу ещё до Боргильдовой Битвы…
Конечно, она не могла рушить горы или обращать моря в суховейные песчаные пустыни. Однако обратить в щепу вековой дуб — при некотором усилии — спокойно. Другое дело, ей никогда бы не пришло в голову просто по прихоти калечить невинное благородное дерево.
