Его поразила искренность ее рассказа и спокойное приятие всего, что с ней происходило в жизни. Мог ли он слушать ее без волнения и не изумляться тому, как высоко она потом поднялась. Люди восхищаются ее успехом, но не знают, что история этого успеха поистине удивительна. Она, по сути, совершила восхождение на Эверест, достигла пика высочайшей вершины успеха, и какой ценой! О ее прошлом знают только несколько самых близких друзей и помощников. Она никому не рассказывала о нем так просто и откровенно, как сейчас рассказала Жан-Шарлю. Но ведь он врач, подумала она, и потому примет все как должное. Наверняка он слышал истории и пострашнее. Для нее в этой истории не было ничего примечательного, но его она и потрясла, и глубоко тронула. После всего, что он сейчас услышал, он стал уважать Тимми еще больше.
– Наверное, вам все это кажется диким, – повторила она, – но я ни за что не хочу, чтобы то время возвращалось. Одна мысль об этом непереносима. Не хочу стараться кому-то понравиться, чтобы меня взяли к себе, не хочу петь для этих людей и танцевать. Не хочу быть рабыней в патронатной семье, пусть мне девять лет, пусть даже тринадцать, но я рабыня, и меня никто никогда не обнимет, не прижмет к себе, я давно забыла, что такое родительская ласка. И я не хочу снова оказаться отверженной. Ни за что и никогда. Не хочу, чтобы меня опять когда-нибудь бросили и отправили в сиротский приют. Уж лучше я останусь одна. – Или с мужчинами, которых она не любит. В глазах Тимми была такая боль, что он мгновенно понял: она говорит о том, что ее больше всего мучит, и его сердце не могло не откликнуться на эту боль. «И самое печальное во всем этом, – подумал он, – что это ее желание исполнилось». Насколько он мог видеть, она и осталась одна.
– Что вы можете сделать, Тимми, что мы все можем сделать, чтобы нас не бросили? – философски спросил Жан-Шарль. – Бросают всех, а не только пятилетних сирот, так уж жизнь устроена. Умирают люди, которых мы любим, расходятся муж и жена, нас увольняют с работы без малейшей провинности с нашей стороны. А любящие люди иногда мучают друг друга, сами того не желая, и тоже страдают от этого. Жизнь жестока, с ней не договоришься. Любимый человек может уйти от нас или, пользуясь вашей метафорой, отослать обратно в сиротский приют. В каком-то смысле все мы в нем побывали. Но вам, конечно, пришлось горше всех. Мне очень грустно, что вам выпало столько испытаний, да еще в раннем детстве. Суровая судьба, самому злому врагу не пожелаешь, – сочувственно сказал он, и она опять улыбнулась. Улыбнулась тихой, слабой, печальной улыбкой, которая подтвердила, что он прав. Она пережила одиннадцать лет беспрерывного кошмара, и воспоминания о нем преследуют ее до сих пор. Поездка в машине «Скорой помощи» выпустила эти кошмары из тайников ее души. Она так ясно помнила ночь, когда погибли ее родители, словно это случилось вчера. И прошедшей ночью, когда ее везла «Скорая помощь», снова обратилась в пятилетнюю девочку. А в клинике, когда Жан-Шарль взял ее за руку, почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
Днем взрослая женщина воскресла, та маленькая девочка спряталась в прошлом. Сейчас перед Жан-Шарлем была сильная, мужественная Тимми, хозяйка своей судьбы, но ночью он так ясно разглядел испуганного ребенка. И сейчас он смотрел на нее другими глазами, он уже не мог не видеть тень того ребенка, который держал его за руку в операционной и сжимал ее так, будто в ней была его жизнь. Что ж, может быть, и вправду была. Он не представлял себе, где она взяла силы, чтобы пережить те страшные годы в приюте. А она их где-то нашла. И какие бы травмы ей тогда ни нанесли, она сохранила душевное здоровье, сформировалась в цельную личность, была полна энергии, добилась блестящего успеха, творила, созидала, и никто, глядя на нее, никогда бы не догадался, как она начинала свою карьеру и какое у нее было безрадостное детство, сколько горя она тогда пережила и в каких жестоких условиях выросла. Но Жан-Шарль услышал ее рассказ и словно увидел все собственными глазами, и их это сблизило. Он заглянул не только в ее прошлое, но и в ее душу. Он узнал, что одиннадцать лет своей жизни она терпела беспрерывные мучения, а может быть, даже и дольше. Какое это было важное открытие – жизнь била ее и ломала, а она все же взяла над ней верх. К ней пришел успех, в ее руках власть, она – ярчайший пример победительницы, хотя ее порой и одолевали сомнения, но об этом никто не догадывался. Она-то знала о травмах и ранах своей души. И почти все, что она делала, имело одну цель: защитить свою душу и не позволить ранам открыться. Этого она ни в коем случае не могла допустить. Когда Тимми эти раны наносили, ей было слишком больно. Нельзя их бередить, она никогда и не позволит.
Доктор почувствовал все это ночью, когда она сжимала его руку. Ему было страшно за нее. Он видел ночью и даже сейчас, хоть и не так обнаженно, что в ней плещется океан боли и что если убрать преграду, боль вырвется грозным цунами и затопит все вокруг. Так чуть не случилось ночью. Поездка на «Скорой помощи» в клинику ужаснула Тимми и еще раз напомнила, как она одинока. Казалось, ожили демоны прошлого и отшвырнули ее назад, в ненавистный сиротский приют. И то, что Жан-Шарль был в это время с ней, смягчило ужас той реальности. Хотя бы на краткий миг он помог ей почувствовать, что она не так одинока. Она с благодарностью улыбнулась ему, и прошлое стало уходить в тень. Как ни страшен тот мир, он ведь, в сущности, всего лишь мир призраков, а эти призраки больше не могут причинить ей зла. Все эти годы Тимми не позволяла прошлому догнать себя, ворваться в свою жизнь, остановить и искалечить. Нет, только не это! Она стала слишком сильной, и теперь ее не остановишь. Но иногда прошлое все же пыталось подкрасться исподтишка, как это случилось перед операцией; но она усилием воли отогнала его прочь от себя, туда, где ему и место. Ей был дорог маленький ребенок, каким она была когда-то, но она не могла позволить тому испуганному беспомощному существу распоряжаться своей жизнью. Никогда не позволяла и уж тем более не позволит теперь. Она должна быть очень сильной, это единственное, что ей осталось. Жан-Шарль понял все это, глядя ей в лицо, и как же он восхищался ее силой и мужеством.
– Вы настоящая героиня, – с восхищением сказал он. Она решила, что он иронизирует, и улыбнулась, но он был более чем серьезен. – Я в жизни не встречал такой храброй женщины. – Сейчас он прекрасно понимал, почему она так расстроилась накануне. – У ваших родителей не было родственников, которые могли бы взять вас к себе? – спросил он с глубокой жалостью и состраданием.
Она в ответ покачала головой.
– Я знаю о своих родителях только то, что они были ирландцы и что умерли. Больше ничего не удалось узнать. Когда я была в Ирландии, я думала, может быть, удастся разыскать каких-нибудь родственников. Но в телефонной книге О’Ниллы занимают тридцать страниц, и нет ни единой зацепки. Так что я одна, но, конечно, у меня есть замечательные друзья, которых я очень люблю.
Но оба они знали, что если случится беда, как, например, сейчас, когда у нее прорвался аппендикс, обратиться за помощью ей не к кому, она одна как перст, есть только помощники, которые на нее работают, но у них своя собственная жизнь. Разве можно забыть, как при заполнении документов она в качестве ближайшего родственника назвала имя своего секретаря Джейд. После этого никаких объяснений уже не нужно. Больше у нее в жизни нет никого, на кого можно было бы положиться, и это при том, что она так красива и успешна, такая несуразица с трудом умещалась в сознании Жан-Шарля. Непонятно, как все-таки случилось, что она осталась в таком одиночестве, – разве что сама этого захотела. Что ж, может быть, и в самом деле захотела. Да и ее трудно в этом винить после всего, что ей пришлось пережить в детстве. Наверное, она просто не могла открыться людям, полюбить кого-то, привязаться, поверить. И скорее всего, печально подумал он, она так никого и не полюбила, никому не открылась и никому не поверила. Судьба порой бывает жестокой, Тимми она не помиловала, зато открыла путь к материальному преуспеянию. И чтобы этого преуспеяния достичь, Тимми трудилась изо всех сил. Но оба они знали, что материальный достаток еще не все, он не заменит счастья. Однако он все же был, и она любила свою работу. И считала, что все в ее жизни хорошо.
