– Ты видел, какую сумму я должен им отвалить? Видел?! – громыхал отец Ромы, не обращая внимания на слова сына.
– Я не хотел, это вышло случайно, – спокойно сказал Сафиуллин. – Она спровоцировала меня.
– Это на неё похоже, – чуть слышно отозвалась мама Ромы, но её тут же перекрыл громовой бас мужа:
– А мне плевать! Кидаешься на людей – сам за это и плати, а я не собираюсь! Мало того, что безработный, что сидишь у меня на шее, так ты ещё, оказывается, и чокнутый псих!
Собственное негодование Сафиуллина было ничем по сравнению с горячим гневом Ромы, поднимавшимся из самых недр подсознания. Сафиуллин догадался о присутствии мальчика по проносившимся перед глазами картинкам его жизни: плачущий на кровати маленький Рома, ругань родителей, крики, орущие друг на друга отец и сын, удар, удар…
Сафиуллин и Рома (сейчас они вместе делили тело) гневно посмотрели на отца сквозь карие глаза мальчика. Предостережения Наташи, нарушение закона, инцидент с учителем культурологии и даже ужасная ситуация, в которой оказались Рома и Юра – всё это было сейчас неважно. Важно другое…
– Вы били собственного ребёнка, – очень тихо произнёс Сафиуллин. Руки его тряслись, и он, силясь совладать с гневом и способностями Ромы, сжал их с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Что ты там лопочешь? Говори громче, трус! – рявкнул отец Ромы.
Толчок откуда-то из бездны сознания: Рома пытается завладеть своими способностями, чтобы ответить отцу сейчас же. Но Сафиуллин удерживал мальчика от опрометчивых поступков, при этом теряя всякую осторожность.
– Вы били Рому, – чуть громче сказал он. – Вы били своего единственного ребёнка.
Лицо Роминого отца исказилось от злобы и страха, мама в ужасе вытаращила на Сафиуллина глаза. Видимо, они подумали, что их сын действительно сошёл с ума, ведь их взору предстал Рома, обращавшийся к отцу на «Вы» и говорящий о себе в третьем лице.
– Успокойся, слышишь! – неуверенно крикнул Ромин отец.
Тем временем Сафиуллин терял остатки сил и решил, что нужно быстрее заканчивать разговор, чтобы никто не пострадал.
– Как… как у Вас поднялась рука на родного сына? – Сафиуллин начал задыхаться: сила внутри него была ему явно не по зубам. – Как… Вы можете жить с мыслью, что совершили самый низкий поступок из всех возможных?.. Как Вы можете до сих пор терроризировать его своими выпадами и обвинениями?.. Вы… Вы не родитель… Вы не отец… Вы не человек…
Из глаз горячим потоком хлынули слёзы – слёзы маленького мальчика, столько лет терпевшего унижения и побои.
– Ромочка, милый! – Мама Ромы, рыдая, бросилась к нему, но Сафиуллин, вовремя поняв, что сил сдерживать Ромин порыв возмездия у него больше нет, вылетел из гостиной и понёсся в свою комнату.
Закрывшись в комнате Ромы, он выскочил на балкон и дал выход эмоциям мальчика. В глазах потемнело, Сафиуллин словно провалился в глубокий колодец и с самого его дна услышал яростный, полный душевной боли крик, эхом отразившийся от невозмутимых каменных стен соседних домов.
Глава 8. Коктейль с наркотиком
Как и каждая ночь, проведённая Сафиуллиным в XXII веке, эта была полна чужих воспоминаний, но на этот раз они принадлежали Роме. Кошмарные отрывки взаимоотношений мальчика с отцом поражали его. Поступки отца ещё в далёком прошлом считались серьёзным преступлением, что уж говорить о светлом будущем. А может, оно не такое и светлое, как показалось Сафиуллину сначала? Может быть, прогрессу здесь поддаётся только наука и социально-бытовая среда, а никак не психология людей? Или семья Ерёминых лишь жуткое исключение, бросающее тень на всё хорошее, что есть в этом новом мире? Что ж, вполне возможно…
На следующее утро Сафиуллин выскочил из дома настолько рано, что впервые пришлось дожидаться девушек. Но совсем скоро к подъезду бесшумно подлетела пара птеромобилей.
Наташа и Лена тут же выскочили из машин и подбежали к нему.
– Ну, как? – спросили они хором.
– Всё хорошо. Поругали меня немного и только, – как можно более небрежно сказал Сафиуллин. Он ещё ночью решил ничего им не рассказывать: отношения отца с Ромой – их личное дело и, если мальчик никогда не рассказывал о них друзьям, то и ему, Сафиуллину, тем более не стоит посвящать их в это.
– Хоть одна хорошая новость, – тяжело вздохнула Наташа, и Сафиуллин только сейчас заметил, какая она усталая: под красными глазами мешки, лицо кислое, волосы растрёпанные. Лена тоже не выглядела ослепительной, какой была везде и всегда при любых обстоятельствах.
– Что-то случилось? – нахмурившись, спросил он. – Вы выглядите…
– Пожёванными и выплюнутыми? – подсказала Лена, улыбнувшись. И всё-таки улыбка её всё ещё обворожительна! – Дежурство прошло не лучшим образом…
– В смысле? Что-то с Пальчиковым? – насторожился Сафиуллин.
– Да. Ночью у него пошла сыпь и начала быстро повышаться температура – ответная реакция организма на длительное применение биоморфа, – пояснила Лена. – Я уменьшила дозу и прибавила немного слабого успокоительного. Так обычно не поступают, но у нас ведь необычный случай, правда?
– И как он сейчас? – поторопил её Сафиуллин.
– Состояние нормализовалось, но боюсь, что ненадолго. Длительное пребывание в таком состоянии почти равносильно коме и может повредить здоровью, да и придумывать отговорки для родителей Юры я устала: они уже начинают беспокоиться… В общем, нужно либо срочно придумать, как разрушить нейронные сетки, либо выпустить Пальчикова.
– Над первым вариантом я опять билась всю ночь, – устало проговорила Наташа и сокрушённо покачала нечесаной головой. – Ничего. Ни малейшей зацепки. Все средства ведут к общей гибели нейронов, независимо от принадлежности к чьей-либо памяти. Они в лучшем случае приведут к амнезии, а в худшем – к аутизму или даже смерти.
– Но опускать руки нельзя, верно? Мы найдём способ, – подбадривал их Сафиуллин, на что девушки вяло улыбнулись.
– Да, конечно, мы будем продолжать работу, – сказала Наташа, – но что делать с Пальчиковым?
– Раз надо его выпустить, значит, так тому и быть, – просто ответил Сафиуллин.
Наташа и Лена воззрились на него с нескрываемым удивлением.
– Да ты что! Он же нас моментально выдаст со своими «ясень-пень» и «дохтуры»! – изумлённо сказала Наташа. – Лучше уж тогда самим сдаться!
– Спокойно, у меня уже появилась кое-какая идея, – хитро улыбнулся Сафиуллин. – Ему же не обязательно всё время находиться в сознании, так? Нам же нужно только дать отдохнуть его организму от снотворного и одновременно показать его общественности: вот, дескать, он жив, не волнуйтесь. Я думаю, что для этого достаточно двух дней. Затем мы снова погрузим его в спячку, а для всех он снова с головой погрузится в работу над выпускным проектом.
– Да, но за два дня он может натворить всё, что угодно, – сказала Лена.
