– Вы Сафиуллин Михаил Робертович, – наивно ответила Лена, слабо улыбнувшись.
– Вы что, издеваетесь?!
– Пожалуйста, успокойтесь! Давайте дождёмся мою подругу, она Вам всё объяснит… и мне заодно…
– Нет уж, извольте объяснить сейчас! – настаивал Сафиуллин.
– Ох, ну, хорошо, хорошо, – страдальчески глядя на него, сказала Лена. – Сегодня 14 июня 2126 года. Вы… точнее Ваше сознание и, быть может, сознания ещё нескольких людей находятся сейчас в голове Вашего потомка в пятом поколении, Ерёмина Романа. А сами Вы давным-давно… умерли…
– Что?! – Большей ереси он ещё никогда не слышал. – Что Вы несёте?
– Я же говорила: лучше дождитесь мою подругу, – с лёгким раздражением сказала Лена.
Тут раздался громовой удар: это распахнулась и ударилась о стену дверь. В лабораторию, словно ураган, влетела растрёпанная Наташа и, недобро сверкая глазами на Лену, двинулась прямо к ней. Сафиуллин нисколько не удивился, что Лена под напором её взгляда слегка отпрянула назад.
– Как вы посмели! Как посмели лишить меня будущего из-за какого-то чокнутого ловеласа! – крикнула она, ткнув пальцем в Сафиуллина, который недоумённо поднял брови. – Он, значит, развлекался с этой Егоровой, пока мы работали, а под конец года, видите ли, опомнился! Гнать надо было его в шею, когда он припёрся сюда! Безответственный, самовлюблённый, эгоистичный…
– Простите, Вы это всё обо мне? – ошарашено спросил Сафиуллин, на мгновение забыв о своём главном вопросе.
Наташа осеклась и резко повернулась к нему.
– Ах, да… Ты же не… Вы же… А кто же Вы? – спросила Наташа, смотря на знакомого ей парня и от этого чувствуя себя идиоткой.
– Я уж и сам не знаю! – иронично сказал Сафиуллин, разводя чужими руками.
Наташа посмотрела на Лену и совсем другим тоном (видимо, любопытство победило в ней гнев) спросила:
– Кто он?
Лена, явно обрадованная спокойствием подруги, сразу же ответила:
– Сафиуллин Михаил Робертович…
– Сафиуллин?! – взвизгнула Наташа.
– Д-да, – вздрогнув, подтвердила Лена.
– Биохимик? Основоположник химии парапсихологически активных веществ? Человек, синтезировавший DDNC и предложивший пять способов биохимического пробуждения телепатии?
– Да, – ответил уже Сафиуллин. – А откуда Вы об этом знаете? Я же ещё не опубликовал способы…
Тут глаза снова застелило кладбище, которое казалось теперь таким чётким, точно он сам стоял перед серым треснувшим надгробным камнем. «Сафиуллин Михаил Робертович. 1982–2066 гг.», – прочитал он.
– Я… я умер? – тихо спросил Сафиуллин, когда видение растаяло. – Какой сейчас год?
– 2126-ой, – сочувственно ответила Лена. – Вы умерли шестьдесят лет назад.
Наверное, у него был ужасный вид, потому что Наташа испуганно подтолкнула под него стул, в который он бессильно свалился.
– А кто же этот бедный мальчик? – спросил Сафиуллин, смотря на свои раскрытые ладони.
– Это Ваш прапраправнук Роман Ерёмин, – ответила Лена.
Сафиуллин устало закрыл глаза. Голова и так казалась жутко тяжёлой, а тут ещё и этот бред сумасшедшего. Вдруг в памяти что-то промелькнуло.
– Вы Лена, – сказал он, посмотрев на Лену. – А Вы… – Он перевёл взгляд на Наташу. – Вы Наташа, верно?
– Вы… помните? – изумилась Лена.
– Видимо, к некоторым Роминым воспоминаниям Вы всё же имеете доступ, – медленно промолвила Наташа, уставившись на Сафиуллина невидящим взглядом. Но через секунду она уже очнулась. – Я и не знала, что Рома Ваш потомок. Наверное, он и сам не знает об этом. Почему у него другая фамилия?
– Моя дочь вышла замуж и взяла фамилию мужа, – ответил Сафиуллин. – Так, наверно, и прервался наш род по мужской линии. Теперь, стало быть, все мои потомки носят фамилию этого бездарного музыкантишки, мужа моей дочери Константина Ерёмина… Вы мне, кстати, так и не объяснили, что со мной.
– Вам объяснить будет гораздо легче, чем кому-либо, – обрадовалась Наташа. – Помните Вашу работу «Молекулярная память»? В ней Вы пытались доказать существование генетической памяти.
– Да-да, конечно, – оживился Сафиуллин. – Я в молодости занимался генетической памятью, но так и не преуспел в этом направлении и бросил, засекретив свои разработки. Где Вы прочитали «Молекулярную память»?
– Один из Ваших потомков рассекретил этот труд вместе с другим – «Генерация параспособностей», – ответила Наташа.
– А-а, это, наверное, Рита с Лёшкой постарались, – улыбнулся Сафиуллин. – Я попросил их после моей смерти опубликовать мою последнюю работу – «Генерацию», но они, кажется, решили отнести в редакцию всё, что было в столе. И что же с этой «Молекулярной памятью»? Она хоть кому-нибудь пригодилась?
– Конечно! Благодаря этой работе Вы сейчас говорите с нами!
Наступила недолгая пауза. Парень на второй кушетке зашевелился, и Лена тут же метнулась к нему. Сафиуллин и Наташа остались неподвижны.
– Вы хотите сказать, что я и есть результат эксперимента с генетической памятью? – медленно спросил Сафиуллин, вставая и снова смотрясь в зеркало.
– Да! После введения созданного нашей группой препарата, который мы назвали «Мемолин», активируется память ДНК и РНК митохондрий. Они в свою очередь стимулируют рибосомы клетки на кратковременный синтез белков с другими параметрами в отличие от Ваших собственных. Белки в головном мозге собираются в новые нейроны, и тут же обволакиваются липидным слоем. Новые нейроны должны были выстраиваться в той же последовательности, в которой они существовали в головном мозге предыдущего организма, но что-то пошло не так. У мыши выросла такая же нейронная сетка, как и у её матери, а продержалась эта сетка всего несколько часов, после чего распалась без последствий для мыши. Но Вы… Организм человека повёл себя несколько иначе, чем мы думали. Ваша нейронная сетка, видимо, слишком прочная…
– А с какой это стати школьники вообще проводят опыты над людьми? – нахмурился Сафиуллин. – Или в будущем это разрешено?
Прежде, чем расстроенная Наташа попыталась ответить, на помощь подруге примчалась Лена:
– Простите, Михаил Робертович, это я вводила Вашему прапраправнуку препарат. Он очень просил меня об этом в связи с его очень непростой ситуацией, которую слишком долго объяснять… Да и вряд ли Вы поймёте…
– Не надо было поддаваться на его провокации! – строго сказала ей Наташа.
– Это уже не важно, – отозвался Сафиуллин и вдруг вспомнил свои видения. – А почему я помню свою смерть и похороны? Ведь генетическая память передаётся из поколения в поколение. Значит, я должен помнить лишь часть своей жизни: от рождения и до двадцати семи лет, когда родилась моя дочь и унаследовала память о моей жизни до неё. Всё, что было позже, я помнить не должен, так как память об этом должна была умереть вместе со мной.
