Профессор слабо воспротивился такому безрассудству:
– Нужно соответствующая подготовка…
– Это займет не больше пяти минут, – возразил Страут. – А то ведь завтра я могу и передумать.
Такое предположение заставило профессора немедленно взяться за дело. Он спросил:
– Вы позволите пригласить моего неоценимого коллегу по университету, герра доктора Антона Диггельмана?
Страут кивнул.
– Делайте все, что необходимо для успеха эксперимента.
Профессор Шванк позвонил.
– Фриц, – обратился он к явившемуся по звонку глуповатому на вид слуге, – сбегай через сквер и попроси доктора Диггельмана немедленно прийти ко мне. Передай, пусть захватит свой хирургический набор и серный эфир. Если найдешь доктора, можешь больше не возвращаться.
Повинуясь внезапному импульсу, Страут схватил лежавший на столе у профессора лист бумаги и написал несколько слов.
– Вот, – сказал он, вручая слуге золотую монету в десять марок. – Завтра утром отнеси эту записку в отель «Принц Карл»… Не забудь: завтра утром!
В записке было написано:
«Бланш! Когда вы это получите, наша проблема будет так или иначе решена. Вскоре под руководством моего друга профессора Шванка мне сделают трепанацию черепа. Если с помощью операции интеллектуальная преграда для нашего союза будет удалена, я последую за вами в Баварию и Швейцарию. Если же результат операции будет иной, вспоминайте иногда добрым словом вашего несчастного
Дж. С.
Людвигплац, 10.30 вечера».
Передав сообщение доктору Диггельману, Фриц тут же поспешил к ближайшему кабачку. Золотая монета кружила ему голову. «Вот уж поистине добрый человек и настоящий джентльмен! – подумал он. – Десять марок за доставку письма в отель «Принц Карл» завтра утром! Это же целая тысяча пфеннигов! Кружка пива – пять пфеннигов, значит, это аж две сотни кружек!» Такая радужная перспектива преисполнила его радости. «Как же выразить такому щедрому джентльмену свою благодарность? – задумался он. И сообразил: – Я не стану ждать утра! Отнесу письмо прямо сейчас, сегодня же вечером! Тогда он точно меня похвалит! Скажет: “Фриц, ты проворный парень. Ты сделал даже лучше, чем тебе было велено!”»
III
Страут без пиджака и жилета лежал на раскладном кресле. Профессор Шванк стоял над ним, держа в руке конус, свернутый из газеты. Основание конуса было плотно прижато к лицу Страута, так что открытыми у него оставались только глаза и лоб.
– Делайте глубокие, ровные, ритмичные вдохи, – успокоительно говорил профессор монотонным голосом. – Так верно, так верно… так… верно… так… так… так!..
С каждым вдохом Страут втягивал все новые и новые порции приятного, покалывающего холодка эфирных паров. Сначала дышать было трудновато: после каждого вдоха словно мощная струя воды окатывала его мозг. Постепенно это ощущение стало приходить уже в начале вдоха. Потом эфир полностью подчинил себе его дыхание, грудь расширялась и опадала уже помимо его воли. Эфир как бы дышал за него. Страут с восторгом отдался его воздействию. Наплывы стали ритмичными, а перерывы все короче. Его индивидуальность полностью погрузилась в этот поток, несомая его мощными приливами и отливами. «Через секунду я отключусь», – подумал Страут, и его сознание утонуло в этом водовороте.
Профессор Шванк кивнул доктору Диггельману, тот ответил ему кивком.
Доктор Диггельман представлял полную противоположность добродушному шарообразному профессору Шванку. Он был маленьким тощим старичком, весил не более ста фунтов и носил черный парик, слишком большой для его головы. Глубоко сидящие глаза под мохнатыми бровями и резкие морщины, соединявшие уголки ноздрей и губ, придавали ему постное, сардоническое выражение. Молчаливый и старательный, по кивку профессора он открыл саквояж с набором хирургических инструментов и выбрал скальпель с острым кривым лезвием и еще один стальной предмет, похожий на огромный спиральный бур с рукояткой. Убедившись, что они в полном порядке, доктор засучил рукава и подошел к бесчувственному Страуту.
– Примерно по средней линии, как раз за стыком коронального и сагиттального швов, – с энтузиазмом прошептал профессор Шванк.
– Да-да, я знаю, знаю, – ответил Диггельман.
Но только он собрался срезать скальпелем с темени Страута мешавшие операции каштановые волосы, как дверь распахнулась и в комнату без стука ворвалась молодая леди в сопровождении служанки.
– Меня зовут Бланш Беллглори, – переведя дух, обратилась она к ученым мужам. – Я пришла, чтобы…
И тут она обратила внимание на неподвижного Страута в раскладном кресле и блестящую сталь в руке у доктора Диггельмана. Вскрикнув, она бросилась к ним.
– О какой ужас! – воскликнула она. – Я опоздала! Вы уже убили его!
– Прошу вас, успокойтесь, – вежливо произнес профессор. – Что же тут ужасного? Наоборот, благодаря этому нас посетила такая очаровательная молодая леди.
– Какая честь! – потирая руки, с сатанинской улыбкой добавил доктор Диггельман.
– И герр Страут, – продолжал профессор, – к величайшему сожалению, еще не оперирован. Вы вошли, когда мы только собирались сделать ему трепанацию.
Мисс Беллглори со вздохом облегчения опустилась в кресло.
В нескольких тщательно выбранных словах профессор изложил теоретические основы своего эксперимента, особенно напирая на то воздействие, которое он окажет на судьбы молодых людей. Когда он умолк, глаза американки были полны слез, но твердо сжатый рот свидетельствовал, что она приняла решение действовать по-своему.
– Значит, он решился на операцию ради меня? – воскликнула она. – Это так благородно с его стороны! Но этого не произойдет. Я не хочу, чтобы вы переформатировали его бедную милую голову. Я бы себе этого никогда не простила. Причина всех бед лежит в моем решении не выходить замуж без папиного согласия. Мое нынешнее чувство долга не позволяет мне изменить свое решение. Но не кажется ли вам, – продолжала она почти шепотом, – что вы могли бы сделать трепанацию мне? И тогда, вероятно, мое отношение к своему долгу изменилось бы.
– Это в высшей степени вероятно, – ответил профессор, бросив многозначительный взгляд на доктора Диггельмана, который в ответ едва заметно подмигнул.
– В таком случае, – вставая и снимая шляпку, заявила мисс Бланш, – пожалуйста, сделайте мне операцию. Немедленно! Я настаиваю на этом.
– Что тут происходит? – раздался глубокий решительный голос достопочтенного доктора Беллглори, который в сопровождении Фрица незаметно вошел в комнату. – Я очень спешил, Бланш, и, как вижу, успел вовремя, чтобы разобраться с первопричинами твоих странных поступков.
– Мой папа, джентльмены, – произнесла мисс Беллглори.
Двое немцев вежливо поклонились. Доктор Беллглори любезно ответил тем же.
