– Не бойся, – прошептал ей Рауль. – Тебе не будет больно.
– Мама говорила мне.
– Да. Она тоже через это когда-то прошла.
Его пальцы потянули сильнее, растягивая щеки Анны. Ее кожа начала отделяться от плоти, обнажая мышцы, сухожилия, хрящи. Рауль неторопливо освобождал череп Анны от этого ненужного покрова. Ее кожа не рвалась, она растягивалась, подобно резине. Рауль потянул вниз, обнажая шею Анны, затем плечи, одно за другим, грудь, руки.
Стоя в стороне, Бентли видел, как Анна сама начинает помогать Раулю, освобождать ее от этой ненужной оболочки. Ее кожа упала к ее ногам, залив бурой слизью пол и белое праздничное платье.
– Я подарю тебе новую кожу, – сказал ей Рауль. – А эту… Эту ты наденешь на своих детей, чтобы, когда они вырастут, привести их ко мне. Ты ведь хочешь, чтобы они были так же счастливы, как и ты…
– Да, Рауль.
Анна перешагнула через край чугунной ванны и, обвив шею Рауля руками, прильнула к нему в безгубом поцелуе.
7
Бентли осторожно поднялся по скрипучей лестнице и закрыл за собой дверь. Рауль не любил, когда за ним наблюдают в подобные моменты.
– Анна? – Клив пораженно смотрел на окровавленные руки ее отца, которыми он незадолго до этого бережно сворачивал снятую с нее кожу, чтобы после передать родившимся у нее детям. – Где Анна? Что вы с ней сделали?
– Я велела тебе убираться! – закричала на него Клэр. И уже мужу. – Не стой, как истукан! Выкини этого мальчишку из дома!
Бентли, молча, смотрел то на Клива, то на свои руки.
– Чертов слюнтяй! – Клэр попыталась сделать это сама.
– Анна! – Клив отмахнулся от рук ее матери. – Где она? – он схватил Бентли за грудки. – Она там, да? В подвале? Черт!
Лестница жалобно заскрипела под его весом. Клэр что-то кричала ему вдогонку, но он уже не слышал ее.
– Анна? – шепотом позвал Клив.
Он стоял возле чугунной ванны, с трудом узнавая в одном из двух вырубленных из свежего мяса существ свою возлюбленную. То, чем они занимались, не укладывалось в его сознании. Это не был секс. Не мог им быть!
– Анна? – снова позвал ее Клив.
Повернув голову, она посмотрела на него.
– Скажи ему, чтобы он ушел, – велел ей Рауль, продолжая свои фрикции.
Она молчала. Ее лишенные век глаза смотрели на своего возлюбленного. Ее рот был открыт и за рядом белых зубов, Клив видел, как извивается ее язык, облизывая сухое нёбо.
– Сделай это! Иначе я оставлю тебя такой, какая ты сейчас, навсегда! – закричал Рауль.
В больших глазах отразился страх.
– Анна?
– Уйди Клив. Пожалуйста, уйди, – она обняла Рауля, прижимая к себе. – Прости меня, – эти слова уже предназначались Раулю.
8
Клив шел по улице, зная, что никогда не сможет забыть увиденное. Может быть, подобные Раулю существа живут в каждом доме? А, может быть, и нет? Теперь он будет более осторожен в своих чувствах. В мире много вещей, о которых лучше не знать, а если и знать, то хранить молчание.
История шестая (Дети будут жить вечно)
– Бомбы не убивают людей. Нет. Людей убивают люди, – сказал Джейкоб Риер, слушая громкий смех директора перерабатывающей фабрики по уничтожению отходов жизнедеятельности.
– Увидите его, – перестав смеяться, сказал Гарнет.
Охрана послушно вывела Риера из кабинета. Они шли вдоль гудящих машин, уничтожавших отходы, а где-то высоко вверху гигантские трубы выбрасывали в атмосферу миллионы кубометров ядовитого дыма.
– Чему ты радуешься?! – спросил Джейкоба охранник.
– Я не рад. Я опечален, – прохрипел Джейкоб, разлепляя разбитые губы.
– Вот это уже лучше! – заржал охранник.
Они вывели пленника за ворота города и бросили его на умирающую землю. Пустыня – вот во что превратился весь этот мир. Жители провинции окружили Джейкоба, скаля желтозубые пасти.
– Надеюсь, тебя сожрут! – прокричал ему напоследок охранник, закрывая ворота.
– Да. Надеюсь, – тихо сказал Риер. Люди-мутанты оттащили его в деревню и развели костер. Грязные кривоногие дети, сновали меж взрослых, хватая будущий обед за рукава. Риер вспомнил оставшуюся в городе семью. Чистые. Ухоженные. Его сыновья ходили в колледж и мечтали стать астронавтами. «Когда-нибудь, – говорил ему младший, – я отправлюсь в далекий космос искать новую планету, на которою мы сможем переселиться и начать новую жизнь». Да. Именно. Новую. Здесь уже ничего не осталось. Прогресс и жажда власти сделали свое дело. Сначала Хиросима, потом Пекин… Нет. Не было никакой третьей мировой. Не было радиоактивной зимы. После 2070 люди вообще перестали воевать. Так, лишь мелкие стычки мелких политиков. Прогресс закончился. Не было больше границ, которые можно было бы завоевать. Оставалось лишь удерживать то, что есть. Накапливать и приумножать. В этом и был прогресс. Прогресс власти. Заражение земли было медленным, но неизбежным. Тяжелые металлы наполняли воздух. Поколения вырождались, а открытий и технических инноваций становилось все больше и больше. Чертовы политики вовремя поняли, как удержать свою власть. Старая добрая истина – чем меньше человек знает, тем проще им управлять. Что ж, сначала никто ничего не замечал. Это как опыт с лягушкой, посаженной в котел с водой. Бросьте ее сразу в кипяток, и она выскочит. Но если прибавлять температуру постепенно, то лягушка сварится и даже не заметит этого. Так же и с людьми. Они деградировали постепенно. За поколением поколение. И лишь старики бубнили в своих рассказах, что у них в детстве все было не так. Секс, алкоголь, наркотики, никотин – каждое новое поколение начинало все раньше и раньше. «Нет! Это не нормально!» – кричали СМИ, но, по сути, не предлагали ничего нового. Лишь то же самое, но чуть позже. Везде и всюду. Повсеместно. Романтика безысходности. Поиски бога в тупиках бесплатной параши превращенных в супермаркеты кинотеатров. Кипящая в столицах жизнь, на которую работают провинции. Райские кущи в кругах концентрированной власти. Горстка избранных, отдающих приказы пленникам райских кущ. Замкнутый круг. Поверхностное существование. Оценка личности сквозь призму популяризованных СМИ. Тотальный контроль. И никаких вам ядерных бомб. Каждое новое поколение тупее предыдущего. Уровень жизни не имеет значения. Меняются лишь бренды одежды, стойкость духов, да выдержка вин. Суть неизменна. Тысячи рецептов о правильном питании, чистая пища, дорогостоящее лечение – все бессмысленно. Неважно сколько у тебя денег и на каком ты уровне. Воздух не продается. Земля везде одинакова. И рано или поздно деградация коснется всех. Нет. Бомбы не убивают нас. Мы сами убиваем себя. Вот почему Джейкоб смеялся. Смеялся и плакал. Он не хотел умирать, но еще больше он не хотел дожить до тех дней, когда его собственные внуки превратятся в такое же отребье, как то, что тащило его на костер сейчас. Нет. Он не мог изменить мир. Ничто уже не могло изменить этот мир. Ребенок-мутант родился. Наш ребенок. И он будет жить вечно. Жить и плодить подобных себе мутантов. Которые придумают новую красоту и новые ценности. Такой вот гротеск. И не важно, хотим мы этого или нет. Это уже есть…
