– Что же ты предлагаешь?
– Может, сначала научить их работать? Пахать землю, сеять хлеб, приручать животных… Чтобы сытость не была для них подачкой. Чтоб была конкретным результатом труда.
– Но ведь для этого надо к ним подойти, надо завоевать их доверие! При их враждебности и их интеллекте это означает – надо им что-то дать.
– Вы простите меня, Михаил, – говорит Марат. – Но вы хотите подойти к ним со взяткой. А может, их интеллект выше, чем мы думаем? Может, к ним можно идти без этого?
– Я и чувствую, что ты хочешь попробовать. – Тушин вздыхает. – А нам жалко тобой рисковать. Мы слишком многим рискнули, сев в корабли. И поэтому сейчас стараемся не рисковать. Без самой крайней необходимости.
– Вот я её и осознал!
Тушин усмехается.
– Тогда, выходит, и я должен был давно осознать её?
– Почему? – жёстко спрашивает Марат.
«Зачем он спрашивает? – с ужасом думаю я. – Ведь это явно о Чанде!»
Тушин удивлённо смотрит на Марата, потом переводит такой же удивлённый взгляд больших серых глаз на меня.
– А вы разве не знаете, ребята?
– О чём? – не понимая, слепо и упрямо думая о своём, спрашивает Марат.
– О Чанде.
Мы с Маратом не знаем. Хотя теперь уже всё понятно.
– Когда это случилось? – тихо спрашиваю я.
– Почти два года назад.
– И тоже в лесу?
– На ферме. Чанда была микробиологом. Часто летала на ферму.
– А вообще-то они стреляют в мужчин?
– Да, – отвечает Тушин. – Когда рядом нет женщин. У них совершенно чёткая задача: прекратить род, истребить племя. Они стреляют даже в детей. Они удивительно логичны и последовательны в выполнении своей задачи.
– Но хотя бы по радио, – спрашиваю я, – им пытались объяснить, что мы вовсе не те, кто уничтожил их остров?
– Много раз!
– И никакой реакции?
– Только обратная. После каждой радиопередачи где-то летят стрелы.
– А ведь это смелое племя! – говорит Марат. – Просто отчаянно смелое! Они же понимают, что мы сильнее.
– Они считают, что им некуда отступать, – поясняет Тушин. – Все ра, которые остались у нас, говорят одно и то же. Племя слишком долго отступало перед другими племенами. Больше отступать некуда. Они решили драться до конца. Тут особый случай, ребята. Нам просто не повезло. Мы попали в цепную реакцию жестокости. Кто-то её начал – мы обязаны кончить. Жестокость всегда даёт цепную реакцию… И далеко не всегда она приводит к виновникам. Чаще страдают невинные. Ещё если бы эти ра не были нашими соседями, не видели нашу жизнь, не убивали нас, мы могли бы прийти к ним по-хорошему и учить их работать. Так, как сказал Марат. И с другими племенами мы так и сделаем. Этих же остаётся только задобрить и задабривать без конца.
– И тогда они станут наглыми, отвратительными паразитами, – в тон Тушину продолжает Марат. – Ничем другим они не могут стать, если мы дадим им прежде всего сытость.
Тушин усмехается, качает крупной круглой головой, которая крепко, как влитая, сидит на короткой шее.
– Мы же дадим им не только сытость, Марат! Мы дадим им образование, удобства, медицину, культуру.
– Они не поймут удобств! – Марат снова вскакивает с кресла и нервно шагает по комнате. – Они способны оценить только те удобства, которые сделаны их руками. Пусть по нашей мысли, но их руками! Им не нужна будет культура, если за неё не будет выдаваться лишний кусок. Ведь потребность в культуре воспитывается веками, передаётся из поколения в поколение. Даже в великом двадцатом веке, в культурнейших странах мира миллионы грамотных людей прекрасно обходились без книг и газет. И не испытывали потребности. Потому что им не платили за это. Так то был двадцатый век! А мы имеем дело с пещерным человечеством. Все земляне прекрасно знают, что нашу милую Ра удалось обучить грамоте. Но все также знают, что она не берёт в руки книг. Знания ещё не родили потребность. Я убеждён: к культуре их можно привести только через труд. Труд ради пищи. Культурнее труд – больше пищи. Культурнее быт – больше сил для работы. На это уйдёт жизнь не одного поколения. Но в конце концов это даст людей, способных воспринять нашу культуру. И затем создать свою. И сытость должна быть для них наградой за этот долгий и трудный путь. Мы можем сейчас дать сытость маленьким детям, старикам. Но если мы для начала дадим сытость всему племени – мы развратим и погубим его!
– Ты думаешь так же? – спрашивает Тушин меня.
– Почти.
– Значит, единомышленники?
– В главном.
Марат удивлённо смотрит на меня. Ведь я с ним так спорил!..
– Что же ты считаешь главным? – спрашивает меня Тушин.
– Пора начинать, хотя, может, и не так, как предлагает Марат.
– Как предложил бы ты?
– Можно построить специальных киберов. Забросить их в племя.
– Цель?
– Сбор информации. Привитие племени каких-то трудовых навыков. Сразу можно понять и реакцию дикарей на всё это. А потом учесть её.
– Киберы всё испортят! – Марат резким движением руки как бы отбрасывает мою мысль в сторону. – Тут нужен человек. Все нюансы не запрограммируешь.
– А главное, мы не можем сейчас построить киберов… – Тушин вздыхает. – Негде строить… – Он переводит взгляд на Марата и признаётся: – У тебя серьёзные доводы, Марат! От них не отмахнёшься. Мы обсудим их на Совете. Придёшь на Совет?..
Мы уходим от Марата вместе с Тушиным. Как-то так получилось, что Тушин увёл меня с собой. И в лифте Тушин неожиданно предлагает:
– Поднимемся на крышу? Походим, Алик?
Я машинально киваю и снова удивлённо гляжу на него. Почему он назвал меня Аликом? Откуда он знает домашнее моё имя?
Он понимает мой взгляд и улыбается:
– Не удивляйся, дружище! Мне мама сказала, что дома тебя звали Аликом.
Мы выходим на крышу. Здесь пустовато и прохладно. В дальнем конце, за низкими столиками, тянут тайпу несколько парочек. За ними замерли ажурные стрелы кранов. В противоположном конце крыши так же неподвижно и безмолвно стоят полосатые и пятнистые вертолёты, и пригнувшиеся края их винтов чем-то похожи на опустившиеся лепестки вянущего цветка. На западе пылают багровым и оранжево-золотым пламенем края облаков, а на востоке густеет синяя тьма и зажигает первые звёзды. И звонкая тишина кругом – полная, расслабляющая, бездонная тишина. Как у нас в вечернем уральском лесу. Как у Бируты, на притихшем засыпающем взморье. Такая мирная-мирная тишина.
– Какая у тебя программа, Алик? – тихо спрашивает Тушин.
Я не понимаю вопроса и опять удивлённо гляжу на него.
– О чём вы?
