Каждую схему мы старались делать максимально лаконичной, максимально быстродействующей. Мы добивались почти мгновенной реакции. И по существу, добились её – разумеется, пока в отдельных узлах машины.
Но однажды после обеда Бруно с ужасом хлопнул себя по лбу.
– Мы идиоты, ребята! – крикнул он. – Мы же забыли, что блоки местной памяти у нас будут поверхностными!
– А ведь и вправду идиоты! – неожиданно грустно, без улыбки, согласилась Ружена.
Как обычно, она первая поняла, в чём дело.
Проблему блоков местной памяти мы считали решённой. А она оказалась такой мучительной!
Мы совсем забыли о том, что не можем снабдить киберов точными блоками местной памяти. Много ли заложишь в них, исследуя местность со спутника, с вертолёта или вспоминая нечастые переходы давних лет? Зрительная память – штука ненадёжная и не очень точная. А стереофильмов геологи в походах не снимали – было ни к чему.
И вот теперь эти обеднённые блоки местной памяти, не сравнимые с обычными, яркими и полными, к которым приспособлены кибергеологи, неизбежно должны сделать наше детище, особенно на первых порах, медлительным, неуверенным, тугодумным. Оно должно было стать таким с неизбежной закономерностью. И мгновенные связи и реакции чисто профессионального свойства, которых добивались мы с таким трудом, могли в этих условиях погубить машину, лишив необходимой осторожности.
И поэтому нам пришлось переделывать многие законченные блоки и схемы, удлинять цепи, замедлять десятки реакций, ускорение которых досталось нам так нелегко.
Надо было добиваться того, чтобы процесс ориентации кибера на местности шёл быстрее всех остальных процессов, кроме оборонительных, чтобы в первую очередь заполнялись информацией блоки местной памяти, как самого сдерживающего устройства кибермозга. Ведь профессиональные знания мы сразу вкладывали в кибер полностью. А местных полностью вложить не могли.
Но кибер нужно сделать ещё и таким, чтобы потом, после заполнения блоков местной памяти, он мог хотя бы частично перестроиться сам и до предела ускорить хоть некоторые из тех связей и реакций, которые были искусственно замедлены на первых порах.
Короче, он должен был стать отчасти самосовершенствующейся машиной. Причём не уникальной, а массовой.
И это – без громадных земных заводов, без громадных земных лабораторий, без неисчерпаемых земных складов всяческой кибертехники.
А иначе и работать не стоило. А иначе нам просто стыдно было бы показать свою продукцию Совету.
Когда после долгих мучений мы управились с блоками местной памяти, возникла проблема обороноспособности.
Оборонные реакции кибера должны быть мгновенными, это понятно. Но, чтобы быть мгновенными, они должны основываться на минимальном количестве признаков нападающего. Если же машина начнёт анализировать рост, одежду, цвет кожи нападающего, она неизбежно потеряет те секунды и доли секунд, которые так важны при обороне.
Найти бы один признак! Один, универсальный, по которому машина решала бы, обороняться или нет.
Однако где возьмёшь этот проклятый универсальный признак? Язык? Но компьютер прав: нападать можно и молча. Одежда? – Её не сразу разберёшь в темноте. Цвет кожи? – У ра, конечно, необычный для землян цвет кожи, но он не виден в темноте. Да и у гезов, которые иногда охотятся вместе с воинственными ра, цвет кожи уже другой. Он такой же бледно-смуглый, как у земных южан.
А потом, как быть с теми ра, которые у нас? С теми парнями, которые, выйдя из больницы, уже потихоньку работают в разных местах нашего большого хозяйства… И ведь работать они будут всё активнее. И со временем таких парней станет больше.
Универсальный признак нашёл Грицько.
Однажды утром, не поднимая головы от схемы, которую он пропечатывал лазерным лучом, Грицько спросил:
– Как вы думаете, ребята, кто, кроме ра и гезов, может напасть на наших киберов?
– Ты гений, Гриць! – сразу отозвалась Ружена. – Я с первой минуты знакомства поняла, что ты гений. Потому что ты самый лысый в лаборатории.
А затем мысль Грицько дошла до всех, и мы бросили работу и зашумели. Действительно, как просто всё оказалось! Кто из землян нападёт на кибера? Кому это в голову взбредёт?
А следовательно, и принцип обороны – самый простой. Проще невозможно: нападают – защищайся! Самая короткая схема. Самые мгновенные связи. Только чем защищаться? Мы же не вправе давать киберу оружие против человека. Пусть даже и дикого. Мы должны дать ему оружие только против оружия.
Значит, начисто исключается оружие, действующее на расстоянии. Остаётся только контактное. Обычные электрические стержни, которые мгновенно выбрасываются из рук кибера и мощным силовым полем отталкивают приближающиеся к нему копьё или палицу.
Ну а если это не палица, а рука?
Вообще-то голыми руками дикари ничего не смогут сделать киберу. Да и не станут пытаться что-либо сделать, побоятся. И поэтому голые руки ему не опасны. И значит, на руки он может не реагировать. Он должен реагировать только на деревянное или каменное оружие. Конечно, мало шансов, что ра начнут бросать в машину свои каменные топоры. Но, кто знает, что может взбрести им в голову. Могут бросать камни. Пусть лучше киберы будут защищены и от этого. Итак – обыкновенное ограниченное силовое поле, отбрасывающее на несколько метров дерево и камень, которые угрожают безопасности машины. И ничего больше. И пусть любые руки спокойно касаются нашего кибера. Он не сделает им ничего худого. Он, как и прежде, будет по-детски беззащитен от них.
…В эти недели я мало бывал дома, потому что мы работали, не оглядываясь на время. Лишь один день не был я в лаборатории – тот суматошный день, когда мы с Бирутой перевезли наши немногие вещи из тесной и сумрачной каюты «Риты-3» в светленькую и чистенькую квартирку на двенадцатом этаже в только что законченной секции Города. Подошла, наконец, и наша очередь…
Бирута долго не распаковывала вещи, ходила по квартире, открывала и закрывала окна, выдвигала и вновь убирала в стену диваны и кресла, столики и тумбочки. Она забавлялась квартирой, как ребёнок. Она настолько отвыкла от самого примитивного земного уюта, что мне невольно подумалось: какая-нибудь дикарка из племени леров, наверно, вела бы себя в квартире почти так же.
Потом Бирута прижалась ко мне и приложила мою руку к своему животу.
– Надави пальцами, – попросила она. – Только не сильно!
Я слегка надавил пальцами и тут же почувствовал в ответ упругие сердитые удары. Они били точно в то место, куда давили пальцы. Я передвинул пальцы и снова надавил. И снова удары били точно в мои пальцы. Мой сын протестовал! Он усмотрел ограничение своей свободы в моих лёгких нажатиях и тут же запротестовал.
– Серьёзный парень? – Бирута улыбнулась.
– Весь в меня!
Бирута неожиданно грустно вздохнула.
