Сэнт-Клер и Макс не подозревали об опасности, которой подвергался по крайней мере один из них. Они продолжали заниматься каждый своим делом.
— Кушать подано, господин начальник! — провозгласил Макс, выпрямившись.
Сэнт-Клер бросил взгляд на консервы.
Никталоп направился в лес.
Макс с кружкой в руке направился к ручью за свежей водой. За спиной у него был карабин. Он повернулся спиной к банану, за которым спрятался карлик; тогда карлик вышел, сделал два шага вперед, поднял лук и прицелился в Макса. Стрела полетела. Но в эту минуту Макс сделал резкое движение, и это спасло его… Стрела скользнула по его руке и со свистом погрузилась в реку.
Быстрее молнии, Макс повернулся и увидел карлика. Одним движением он схватил карабин, приложился и, почти не целясь, выстрелил.
Чудовище подпрыгнуло и свалилось.
— Ну вот, Макс! — сказал Никталоп, который в эту минуту выходил из лесу с пучком бананов в руке и не слышал выстрела.
— Начальник, — ответил Макс, волнуясь, потому что опасность уже прошла, а молодая натура брала свое, — я убил карлика, одного из тех, о которых вы мне говорили; он пустил в меня стрелу… Тогда я, следуя вашему совету, убил его.
— Отлично сделал! — сказал просто Сэнт-Клер. — Это предупреждение для нас, минута невнимания, и мы погибли.
Решено было, что они усядутся спина к спине на камне, чтобы таким образом видеть всю площадку. С карабинами на коленях они принялись есть.
— Я должен тебя похвалить за ловкость и быстроту; ты не терял даром времени в стрелковой школе, — сказал Никталоп.
— Он был всего в десяти шагах! — сказал скромно Макс Жоливе.
В три часа, выкурив папиросу, Сэнт-Клер и Макс пустились снова в путь через лес, направляясь все время к северо-западу.
В семь часов в лесу наступила непроглядная темнота и путники остановились, чтобы снова отдохнуть, на этот раз побольше.
— Если мой шагомер меня не обманывает, мы находимся всего в двух километрах от станции XV-ти. Мы останемся здесь до полуночи. Поевши, я засну на два часа, а ты будешь сторожить, Макс, потом твоя очередь.
— Хорошо, начальник.
— Все, что мы сделали до сих пор, ничего не значит! — сказал Никталоп. — С полуночи мы должны будем напрячь все наши силы интеллектуальные и физические. Надо проникнуть на станцию XV-ти, завладеть ею хитростью или силой. Завтра 14 октября, до 18 мы имеем полных три дня, чтобы победить или погибнуть. Ты понял, Макс?
— Понял.
Хронометр Сэнт-Клера показывал ровно двенадцать часов, когда после короткого сна, не нарушенного никакой тревогой, они двинулись вперед.
Никталоп был холоден, решителен, все чувства, все силы его были страшно напряжены. Макс, более молодой, хуже владевший собой, дрожал от возбуждения. Шли они на этот раз с большими предосторожностями. Никталоп шел молча впереди, пронизывая своим взором темноту, за ним осторожно, по звуку шагов, следовал Макс, не имея на этот раз электрической лампочки. И тот и другой держали карабины в правой руке, готовые стрелять при малейшей опасности. Если бы кто-нибудь из них был ранен зверем или дикарем, все надежды на успех погибли бы безвозвратно.
Три четверти часа прошло со времени их отправления от места их последней остановки, когда Сэнт-Клер, схватив Макса за руку, прошептал:
— Стой! Мы пришли!..
Глубокая тишина царствовала кругом.
Максимилиан слышал, как билось его сердце. Однако он был тверд и решителен.
— Что вы видите? — спросил он Никталопа. Потому что для него черная ночь оставалась такой же непроницаемой как и прежде, и в потемках он видел только светящиеся фосфорическим блеском глаза Сэнт-Клера.
Тот отвечал:
— В двадцати шагах отсюда, между деревьями, я вижу эспланаду.
— Что нам делать? — спросил Макс.
— Стой здесь неподвижно… Повернись в эту сторону… Если ты услышишь мой свист, иди прямо перед собой… Я буду смотреть в твою сторону и блеск моих глаз будет указывать тебе дорогу; но если я не свистну, то что бы ты ни видел, что бы ни слышал, не двигайся!
— А если на меня нападут?
— Убей! Человек или зверь — целься между глаз. А если столкнешься лицом к лицу, — у тебя пистолеты и топор. Главное спокойствие и хладнокровие… Без суеты!..
— Будьте спокойны, начальник!
— Давай руку… Хорошо! Она не дрожит… Я ухожу!..
И гибкий, ловкий, быстро протискивался Сэнт-Клер между стволами деревьев и бесшумно скользил к эспланаде. Он шел, держа карабин в обеих руках, готовый каждую секунду выстрелить.
Скоро он достиг опушки леса. У ствола одного дерева он стал на колени и стал смотреть…
Перед ним расстилалась огромная эспланада, плоская и чистая, как твердо убитая и чисто выметенная площадь… Посередине ее высился пилон мачты в триста метров вышины… Металлические проволоки направлялись от эспланады и шли диагонально, теряясь в арматуре пилона.
— Это колоссальный радиотелеграф, — сказал себе Сэнт-Клер; — но где же посты и где работают люди?
Сэнт-Клер схватил на кусте две гибкие веточки, согнул их и связал одну с другой концами. Таким образом, если бы он вернулся, то легко нашел бы то место, откуда вышел из лесу.
Потом выпрямившись, медленно, легко, насторожив уши, он сделал двадцать шагов вперед, остановился, прислушался, посмотрел вокруг себя… Ничего! Почва эспланады была как будто цементирована… Он пошел дальше… Прошло, может быть, минут пять. Он остановился, опять ничего!
— Несомненно, — подумал он, — эспланаду не сторожат: меня могли бы двадцать раз убить с тех пор, как я вышел из леса!
Потом, быстро на этот раз, он пошел вперед. Он шел до тех пор, пока не добрался до подножия огромного пилона. Ничего!..
Он тщательно исследовал все. Восемь подпорок у подножия пилона углублялись в эспланаду, оставляя широкие пустые промежутки. Никталоп прошел под металлическими нитями, смотря себе под ноги… Ничего, кроме гладкой поверхности. Тогда он поднял голову. Это была головокружительная высота. Металлические устои, скрепленные между собой гигантскими брусьями в форме креста, казалось шли до бесконечности. Восемь огромных кабелей, обшитых изоляторами, были обвиты вокруг устоев.
— Что это за дьявольская машина? — сказал себе Сэнт-Клер.
Вдруг у него мелькнула мысль.
Он лег во всю длину и приложил ухо к холодному цементу.
Он вздрогнул, бормоча:
— Черт возьми!
Глухой, мерный шум слышался под эспланадой, поверхность которой почти нечувствительно дрожала.
И Сэнт-Клер подумал:
