Он подвинулся ближе.
– Я работаю у профессора Ширло, – сказал он. – Это довольно любопытная история: я вообразил себе, что с помощью радиоактивного излучения можно вылечить рак.
Она слушала внимательно. Женщины умеют внимательно слушать, даже когда ничего не понимают, но здесь было иначе. Он хотел, чтобы так было.
– Так вот, суть моего замысла заключалась в бомбардировке ракового белка определенными электрическими частицами, обломками расщепленных атомов. В прошлом году я установил соответствующую аппаратуру и засучил рукава. Три месяца назад я приступил к опытам и для начала загубил сто двадцать морских свинок.
Выражение ее лица подзадоривало его.
– Вы знаете, я привил им рак, так называемые папилломы. Так вот, рак исчезал, но свинки гибли вскоре после этого. Я начал уменьшать дозы. Потом мне пришло в голову, что излучение не должно действовать снаружи: это как если бы мы пытались удалить ненужный нарост с человеческого тела, отстреливая его из автомата. Лечебный фактор должен быть внутри системы, в самой клетке.
– Кажется, иглы с радием вкалывают прямо в опухоль, я где-то читала об этом, – заметила она.
Он обрадовался.
– Да, это правда, но и в этом случае воздействие осуществляется снаружи. Это не естественный путь, как видите. Слепое воздействие. Я решил так изменить белок раковых клеток, чтобы они сами себя уничтожали. Нужно было делать инъекции препарата, в которых действующим фактором является радиоактивная сера. Это такой искусственно созданный элемент, который самопроизвольно распадается. Эти опыты продолжались целый месяц, и результат был таков: из двадцати раковых свинок я совершенно вылечил шестнадцать. После чего я решил приступить к эксперименту на человеке.
Теперь она смотрела на него, только на него.
– А те четыре свинки? – тихо спросила она.
– Это нормально. Не бывает идеального лечения. Никакое лекарство и никакая прививка не излечивают заболевания в ста процентах случаев. Так вот, я решил провести эксперимент и провел его. Соответствующее количество раковой ткани я привил в икроножную мышцу человека, а через сорок восемь часов приступил к терапии. Через три дня остатки неоплазматических масс исчезли – это сегодня. Сегодня утром я установил, что от них не осталось и следов. Регенерационный процесс может продолжаться еще пару дней, но это чепуха.
Он знал вопрос, который сейчас прозвучит. Неисследованный лабиринт мегаломании…
– А кто был этот человек?
– Которому привил рак? – Он еще делал вид, будто не был уверен, что правильно понял вопрос. Проклятая игра! – Это я.
Она невольно посмотрела на его ногу, затем перевела взгляд на лицо.
– Вы знаете, вся беда в том, – признался он с глубочайшей искренностью, – что сегодня я должен еще раз сделать инъекцию этой радиоактивной серы, чтобы исследовать возможное вредоносное воздействие. Это меня не очень радует, но…
– Не делайте этого!
– Не делать? – тихо повторил он, глядя уже не на нее, а вдаль. Главное, не опуститься до бесстыдного вранья. «Ах, дорогая моя, я должен. Человечество будет обязано мне жизнью».
Ветер донес перезвон часов на ратуше. Он слушал краем уха, а тело его было наполнено упругой радостью.
– Черт возьми, уже второй час. Профессор будет в ярости. – Он вскочил со скамейки, схватил ее за руку. – Прошу меня извинить. Я прошлялся все утро и не заметил, как прошло время. В час я должен быть в клинике, у профессора, а уже второй, – откровенничал он как с кем-то близким. Ему даже в голову не пришло, что они могут пойти вместе. Он слегка пожал ее ладонь и быстро ретировался. Но до самого поворота он чувствовал ее взгляд и шагал как на пружинах. Да, это была быстрая победа.
II
Кшиштоф расставил на стеклянной плите аппаратуру. Соединив зажимы аккумуляторов с селеноидом, включил ток. Взметнулся белый огонек, и гудение отозвалось в глубине, заставляя дрожать движущиеся части устройства. Он нашел в ящике свою тетрадь, раскрыл ее и сделал несколько записей. Потом засучил штанину брюк и начал развязывать повязку.
– Что ты делаешь, Кшись?
Керч стоял в дверях, одетый в белый халат. Прижимая большим пальцем очки к короткому носу, он подозрительно смотрел, как Кшиштоф пристраивает оловянную кассету к обнаженной ноге.
– Что ты делаешь? – повторил он. – Слушай, но ведь…
– Прошу тебя, не мешай. – Кшиштоф положил на стол секундомер, запустил его и вынул первую пластинку защиты. Стрелки секундомера пустились в путь, залипая на красных делениях.
– Слушай, но ведь опыт удался, я сам вчера проверял. И следа не осталось от правозакрученного белка, распад был полный. Беды ищешь?
Кшиштоф раздраженно махнул рукой. Склонившись над камерой, он внимательно следил за показаниями счетчика. Механические циферки выскакивали из-под крышки, мелькали за стеклышком и уходили вверх.
Керч подошел поближе.
– И зачем это тебе нужно, скажи мне, зачем?
Кшиштоф торопливо щелкнул переключателем, скривился, когда задетый амперметр повис на проводах, и быстро его подхватил. Гудение прекратилось. Выставив ногу, он торопливо накладывал повязку.
– Ты прекрасно знаешь, что это необходимо. Нужно определить максимальную дозу, без этого вся работа не представляет никакой ценности.
– Можно было ее рассчитать на основе смертельной дозы для морской свинки и собаки и соответственно экстраполировать.
– Хорошо. – Кшиштоф, хмурясь, сложил провода в ящик.
– Слушай, надеюсь, это в последний раз, хорошо? – Владислав уже не сердился. Схватил его за руку, потянул. – Прошу тебя, Кшись.
– Но все это не имеет никакого смысла. Дорогой мой, надо переписать все это набело. Думаю, уже на этой неделе пойду к Ширло.
– Но это в последний раз?
– Еще одна доза… вечером. Должен быть, ты ведь понимаешь, достаточный интервал между лечебной и смертельной дозой. Сейчас, – он посмотрел в тетрадь, – я экспонировал тридцать секунд. Такая же порция вечером.
Керч ударил кулаком по столу, готовый возразить, хотел взорваться, но только посмотрел ему в глаза и ничего не сказал.
Кто-то постучал в двери.
– Войдите! – Кшиштоф несказанно удивился при виде Ширло, отступил назад. – Вы постучали, господин профессор? Как это… но…
– Прошу меня извинить, господа, я не хочу вмешиваться в ваши дела, но Стефан сказал мне, что осталось всего четыре морских свинки… правда?
– Да, но…
– Я хотел лишь спросить, будут ли сопутствовать вашей работе подобные жертвоприношения в дальнейшем? Если так, то нужно заказать еще большее количество…
Смущенный и несчастный, Кшиштоф мял в руках резиновую трубку.
