— Мне кажется, нет никакой необходимости вдаваться в такие подробности, — изящно перехватила инициативу женщина. — Мы ведь все здесь друзья. Входите, не стесняйтесь. Мы вам покажем ваши комнаты. Мы заняли первые четыре номера. В пятом — ваш покойный друг. А те, что за пятым номером, — свободны. Выбирайте. Боюсь, это не отель «Четыре сезона», но, с другой стороны — разве на самом деле бывают такие отели?
Она открыла и подержала для них дверь. В холле пахло плесенью, сыростью, пылью и тлением.
Там, почти в полной темноте, сидел еще один человек.
— Что ребята, проголодались? — спросил он.
— Я всегда не прочь перекусить, — тут же отозвался мистер Нанси.
— Шофер как раз поехал за гамбургерами, — сказал человек. — Скоро должен вернуться. — Он поднял голову. Было слишком темно, чтобы разглядеть лица вошедших, но тем не менее он сказал: — А, громила! Ты и есть Тень, я правильно понимаю? Тот самый мудак, который убил Лесса и Камена?
— Ошибаешься, — сказал Тень. — Их убил не я. А я тебя тоже знаю. — Он и в самом деле знал этого человека. Он был у него в голове. — Ты Градд. Ну как, уже успел переспать со вдовой покойного мистера Лесса?
Мистер Градд упал со стула. В кино эта сцена, пожалуй, выглядела бы забавно; в реальной жизни получилось просто неловко. Он тут же вскочил и двинулся на Тень. Тень посмотрел на него сверху вниз и сказал:
— Не начинай ничего такого, чего не готов довести до конца.
Мистер Нанси положил Тени руку на плечо.
— Не забывай про перемирие, — сказал он. — Мы в центре.
Мистер Градд сделал шаг назад, перегнулся через стойку и достал три ключа.
— Ваши номера в конце коридора, — сказал он. — Держите.
Он вручил ключи мистеру Нанси и ушел в темноту. Было слышно, как сперва отворилась, а потом с грохотом захлопнулась дверь номера.
Мистер Нанси отдал один ключ Тени, другой Чернобогу.
— А в автобусе у нас есть фонарик? — спросил Тень.
— Нет, — ответил мистер Нанси. — Но это же всего-навсего темнота, и ничего больше. Не нужно бояться темноты.
— Я и не боюсь, — сказал Тень. — Я боюсь тех людей, которые ходят в темноте.
— Темнота — это здорово, — сказал Чернобог. Похоже, во тьме он видел как днем. Он уверенно провел их по темному коридору, и ключи в замки вставлял точным уверенным движением.
— Мой будет десятый, — объявил он. А потом добавил: — Медиа. Кажется, что-то я о ней слышал. Это не та особа, что убила собственных детей?
— Это другая женщина, — сказал мистер Нанси. — Но разница невелика.
[114]
Сам мистер Нанси занял восьмой номер, Тени досталась комната напротив — девятая. В ней тоже пахло сыростью, было пыльно и пусто. У стенки стояла кровать с матрасом, но без постельного белья. За окном еще светили поздние сумерки, и кое-что все-таки можно было различить. Тень сел на матрас, скинул туфли и вытянулся во весь рост. За последние несколько дней он слишком много времени провел за рулем.
Кажется, он все-таки заснул.
Он шел пешком.
Холодный ветер рвал на нем одежду и бросал в лицо снежинки, крохотные и легкие, больше похожие на хрустальную пыль.
Еще были деревья, голые и безлистые, потому что зима. И высокие холмы, по обе стороны. Стоял ранний зимний вечер: небо и снег были одинаково глубокого пурпурного цвета. Где-то впереди — при таком освещении расстояние угадать было трудно — плясали языки костра, оранжевые и желтые.
Впереди, хрустко ступая по снегу, шел серый волк.
Тень остановился. Волк тоже остановился, обернулся и стал ждать. Один его глаз блеснул желто-зеленой искрой. Тень пожал плечами и снова пошел в сторону костра, и волк тут же тронулся с места.
Костер горел посреди рощи. Деревьев было, должно быть, около сотни, и они росли двумя ровными рядами. С них свисали какие-то темные фигуры. Там, куда вела эта аллея, было здание, похожее на перевернутый вверх дном корабль. Оно было деревянное, сплошь покрыто резьбой и буквально кишело деревянными тварями и деревянными лицами — драконы, грифоны, тролли и вепри — и все они плясали в неровных отсветах пламени.
Костер был настолько жаркий, что Тень даже близко к нему подойти был не в состоянии. Волк обошел это пожарище стороной и скрылся.
С другой стороны костра вместо волка вышел человек, опираясь при ходьбе о высокий посох.
— Ты в Уппсале, в Швеции, — сказал человек знакомым скрипучим голосом. — Лет этак с тысячу тому назад.
— Среда? — спросил Тень.
Человек продолжал говорить так, словно Тени вообще здесь не было.
— Поначалу каждый год, потом, позже, когда пошла гниль и люди стали вялыми, каждые девять лет, они приносили здесь жертвы. Жертву девяти. Каждый день, девять дней кряду, они вешали на этих деревьях по девять животных. И одним из этих животных всегда был человек.
Он пошел от костра прочь, к деревьям, и Тень двинулся следом. По мере того, как деревья становились ближе, у висевших на них фигур начали проступать отдельные детали: ноги и глаза, языки и головы. Тень покачал головой: повешенный на дереве за шею бык представлял собой зрелище кошмарное, но при этом настолько нелепое, что невольно хотелось улыбнуться. Тень прошел мимо повешенного оленя, мимо собаки-волкодава, бурого медведя, гнедого коня с белой гривой размером разве чуть больше пони. Пес был все еще жив: каждые несколько секунд он подергивался на своей веревке и издавал придушенные скулящие звуки.
Человек, что шел впереди, перехватил свой посох, на поверку оказавшийся, как только теперь понял Тень, копьем, и одним-единственным режущим ударом, сверху вниз, распорол псу брюхо. На снег вывалились дымящиеся кишки.
— Я посвящаю эту смерть Одину, — торжественно возгласил человек. — Это всего лишь жест, — продолжил он, обернувшись к Тени. — Но жесты и есть самое главное на свете. Смерть одной собаки символизирует смерть всех собак. Девять человек они мне дали, но эти девять представляют все человечество, всю кровь, всю власть. Но и этого было мало. Однажды кровь перестала течь. А вера без крови — что в ней толку. Кровь должна литься потоком.
— Я видел твою смерть, — сказал Тень.
— В делах богов, — сказала темная фигура с копьем, и теперь Тень окончательно уверился, что перед ним Среда, поскольку больше ни за кем он не замечал этого циничного и радостного драйва в каждом сказанном слове, — не смерть важна. Важна возможность воскреснуть. А когда кровь льется ручьем…
Он обвел рукой людей и животных, что висели на деревьях.
Тень никак не мог решить для себя, что ужаснее — повешенные люди или повешенные животные. Люди по крайней мере знали, на что шли. Густой запах алкоголя, исходивший от их тел, свидетельствовал о том, что по дороге к виселице им дали одурманить себя до бесчувствия, тогда как животных просто вздернули, живых и напуганных. Лица у повешенных людей были сплошь молодые: ни единого мальчика старше двадцати.
