«Значит, Марина… Она поможет все разобрать, разложит по полочкам и даст совет. Вопрос только в том, захочу ли я этому совету последовать».
Катя привела себя в порядок, оделась, позвонила подруге и стала терпеливо ждать, когда та освободится и заедет. К счастью, Марина вчера сдала номер в печать и активно отдыхала — отдала себя во власть косметологам, массажистам, парикмахерам из салона красоты, который недавно рекламировала в своем журнале. Там были безумно рады Марине и бросили все силы на совершенствование ее тела, попутно разгружая душу.
Наконец Марина явилась перед Катей, словно окутанная благотворной аурой спокойствия и благополучия — рядом с ней любой почувствовал бы себя бодрее и спокойнее. От одного вида холеной и цветущей подруги, которая, к слову сказать, была почти ровесницей Оленина, Катерина почувствовала облегчение, но и зависть: будет ли она сама так же выглядеть, когда ей будет далеко за тридцать? Если продолжать такие вот эксперименты с неудачными романами и замужествами, то вряд ли.
Именно эту мысль и высказала Катя, когда они уселись на диван и, отказавшись от надоевшего кофе, взяли по бокалу «Сатрап», любимого напитка Марины. Подруга привезла с собой и вермут, и маслины, и какой-то мягкий сыр с орехами, название которого Оленин наверняка мог бы сказать сразу.
«Ну вот опять!» — поругала себя Катя, хотя именно о нем и собиралась говорить.
— Ну что, судя по твоему виду, у тебя возникли неразрешимые проблемы? Читай наш журналец, и все пройдет, — проговорила Марина, кивнув изящной головой с коротко стриженными, совершенно седыми волосами.
Она относилась к тем брюнеткам, которые седеют рано и тотально, но из своей особенности сделала стиль, отказавшись от краски. Форма головы у нее была идеальная, черты лица аристократические, но не холодные, и всему ее облику придавали неодолимый шарм раскосые, миндалевидные ярко-зеленые глаза. По-настоящему зеленые, без всяких линз. Больше ни у кого и никогда Катя не видела таких глаз. Длинные пальцы главной редакторши, одной из законодательниц столичной моды, были унизаны серебряными кольцами самых причудливых форм. Разумеется, Марина могла позволить себе и золото, и платину, но всегда отдавала предпочтение серебру. Браслет на запястье тоже был серебряный, витой и тяжелый, казавшийся слишком громоздким на ее руке. Сегодня на ней был маленький соболий жакетик, который она сбросила в прихожей, короткое серое платье, а точеные ноги обтягивали прозрачные черные колготки, легкой дымкой окутывающие почти совершенные линии лодыжек и щиколоток.
— Ничего не пройдет, — фыркнула Катя, — глупость — это навсегда.
— Тот, кто имеет силы признаться, уже на половине пути к мудрости. О! Сказала! — Марина захлопала в ладоши, приветствуя сама себя.
— Маринка, я тебе сейчас всю историю расскажу, а то ты еще не в курсе, — проговорила Катя. — Ты меня перебивать не будешь, а потом скажешь, что думаешь по этому поводу.
— Обычно, дорогая моя, — сказала подруга, бросая в рот очередную маслинку, — я о других не думаю, а думаю только о себе. Знаешь ли, это очень правильная политика. Никто не осудит меня за эгоизм, потому что я просто ставлю себя в ситуацию, о которой мне рассказывают, а потом прикидываю, что сделала бы сама. Но кто знает, подойдет ли тебе мой способ действия?
— Знаю я, какой ты циник, — кивнула Катя, налив себе для храбрости еще немного аперитива.
— Циник, — кивнула Марина. — Говорят, что нет больших циников, чем бывшие романтики, а я и романтиком никогда не была. Ну и что? За то меня и любят. Я не прикидываюсь сочувствующей и не лезу никому в душу, мне не нужна ничья подноготная — что интересного можно найти под чужими ногтями? Но если уж моя юная подруга решила передо мной раскрыться, я не могу отказаться. Я тебя слушаю. Говори.
И Катя поведала Марине все, от начала до конца, ничего не утаивая. Как она встретила Сергея, как замечательно они общались, и как восхитительно любили друг друга, и про его подарки, и вообще все.
— Что-то я не пойму, Кать, а в чем проблема? — спросила Марина, перебив-таки рассказчицу.
— А в том, что я оказалась дурой! — воскликнула Катя. — Сейчас расскажу тебе, как меня подставили!
— Да-а-а… — только и смогла сказать Марина, когда Катя закончила. — Погоди, дай дыхание перевести. Черт побери! Ну и история!
— Я же говорила, — шмыгнула носом Катя. — И что мне теперь делать?
— Думать, девочка, думать, — усмехнулась Марина. — Раз уж ты не стала делать этого сразу — нужно обдумать все хотя бы сейчас. Ты говоришь, что милая дочка Верочка, которую как модельера я лично никогда не знала, назвала тебе марки вещей, которые Сергей якобы предпочитает дарить своим любовницам?
— Нет, это сказал Никита, — поправила подругу Катя.
— Да какая разница! — раздраженно махнула рукой Марина. — В тот день Вера была на даче? Была. Могла она проследить за отцом? Еще как могла! А зайти в бутик, где ее наверняка все знают, и спросить, что покупал ее па-пик? Ну? Тебе ясно? А потом рассказала обо всем Никите. И эта «точная информация» тебя просто сразила. Так?
— Так. — Катя вытаращила на подругу глаза. — Ты уверена?
— Уве-ерена, — протянула Марина, откидываясь на подушки. — И твой Оленин, если даст себе труд спросить, точно узнает, что его дорогая дочурка наводила о нем справки.
— Он этого делать не будет, — покачала головой Катя.
— Ну еще бы! — Марина снова потянулась за сигаретой. — Ты ситуацию до полного обвала довела! Неужели же никто тебе раньше не сказал, что ты поступаешь как идиотка?
— Сказал, — покорно кивнула головой девушка. — Станкевич.
— И ты его не послушала, а стала жить своим умом. Вот и дожила.
— Ты все-таки ужасно жестокая, Маринка, — сказала Катя и хлюпнула носом. — Неужели у тебя никогда ничего подобного не было?
— Ха! Было. Еще как было! Но, видишь ли, я сделала выводы из своих ошибок. Каждый учится на собственной глупости, и только на собственной, что бы ни говорили те, кто утверждает иначе. На чужих ошибках никто ничему не научится.
— И что же мне теперь делать? — в отчаянии спросила Катя.
— Знаешь, я бы сделала паузу. Чтобы успокоиться, чтобы собраться с мыслями, чтобы проверить свои чувства, есть они, или это просто так, ничего не значащий секс, как говорят, не повод для знакомства. Я сменила бы обстановку, дистанцировалась от своей проблемы, посмотрела на нее со стороны и только потом решила бы, что делать. На сей раз я тебя не стану ругать за то, что ты хочешь сбежать.
— А откуда ты знаешь, что хочу? — удивилась Катя.
— А ты так обычно и делаешь, — хмыкнула Марина. — И сама об этом знаешь. У тебя не хватает сил посмотреть в лицо своим страхам, ты отворачиваешься и бежишь. Разве нет?
Катя вздохнула:
— Спасибо, Марина, я думаю, что настало самое время съездить на Ангилью. Ты знаешь, что Хоакин оставил мне свое дело?
