— Мистер Джеррик! Как мне повезло, что вы сюда заглянули! — воскликнула Мона, стоящая у мольберта в тени уцелевшей стены церкви. — Подойдите, пожалуйста, ко мне!
Роут бросил взгляд в направлении Моны. Он и сам не заметил, как оказался рядом с руинами церкви, где она обычно рисует.
— Добрый день, Мона, — вежливо кивнул Роут, подойдя к ней.
Художница смотрела на него довольно придирчиво, и так, и этак склоняя голову. Мужчина ощутил себя товаром на аукционе.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил он, чувствуя благодарность за то, что теперь может отвлечься от бесконечных размышлений об их с Ханной отношениях. — Хочешь, принесу тебе чего-нибудь холодного попить?
— Нет, — ответила Мона. — Я никогда не пью и не ем, когда ко мне приходит вдохновение. Мне нужна ваша помощь в новом художественном стремлении.
— Правда? — спросил он.
Мона сняла с мольберта холст и прислонила его к дереву. По мнению Роута, это произведение искусства мало чем отличалось от остальных ее творений. Несочетаемые цвета и несколько предметов.
— Да, у меня появилась новая идея. Моя муза жаждет приступить к изучению обнаженного торса, а тут как раз вы проходите мимо. Необычайно удобно для нас обоих. Вы будете моим первым телом, увековеченным на холсте. Снимите рубашку, — она повелительно махнула ему рукой.
Роут усмехнулся.
— Рад помочь. — Он снял рубашку и бросил ее на скамейку. — Только знаете, мои услуги очень дорого стоят.
Мона рассматривала его профессиональным взглядом художника.
— Интересно, — она указала кистью на широкую грудь мужчины. — У вас отлично развита грудная клетка, и вы удивительно пропорционально сложены. Вы могли бы стать прекрасной моделью.
— Я запомню это, — весело сказал Роут. Женщина с удовлетворением кивнула. Постукивая по подбородку деревянным концом кисти, она добавила:
— Да, мило. Прекрасные линии.
— Если вы думаете, что вам это обойдется дешевле после пары комплиментов, то даже не надейтесь, — пошутил Роут. Но Мона словно не услышала ни слова. Очевидно, ее муза говорила слишком громко. — Это обойдется вам в десять тысяч долларов в час. В два раза дороже, чем обнаженная натура.
— Ммм… — Она прикрыла один глаз и склонила голову под таким углом, что Роут испугался: ее шея не выдержит. — Отлично!
Он наблюдал за женщиной. Такое ощущение, что для Моны ее значительность как художницы не подвергается никаким сомнениям. Словно позировать ей — величайшая привилегия, которой с радостью воспользуется каждый здравомыслящий человек, даже не помышляя о награде. А то еще и приплатит.
— Контрасты… Так, прислонитесь вон к тому дереву и делайте что-нибудь интересное руками.
Роут мгновение поколебался, пытаясь понять, каких же интересных действий она ожидает от его рук. Он прислонился к стволу и засунул руки в карманы. Не слишком интересно, зато удобно. Мужчина смотрел на озеро. Жарко было просто адски!
— Чудесно. Капельки пота чудесно смотрятся на вашей груди. Продолжайте потеть.
Роут взглянул на художницу. Стояла такая жара, что, если бы он не потел, его ждал бы тепловой удар!
— Пот оплачивается отдельно! — пошутил он и, не дождавшись реакции, спросил чуть громче: — Руки достаточно интересны?
— Великолепны!
Хорошо хоть одна местная гостья одобряет его действия. Наверное, кокетничать не стоит. Интерес художника. Да, в этой гостинице у него возникли какие-то проблемы с шармом. Женщины просто ни в какую не желали очаровываться! Роут прислонился головой к стволу и посмотрел на голубое небо, просвечивающее сквозь крону.
— Да, не опускайте голову. У вас идеальная шея!
Мужчина закрыл глаза, почувствовав тоску.
— Да, мне это нравится. Нет более эстетического зрелища, чем красивый и печальный мужчина!
Этот комментарий поразил Роута. Неужели он позволил сомнениям отразиться на лице?
— Что, грустный и потный мужчина — это эстетическое зрелище?
Мона словно вышла из транса, подняла на него глаза и соизволила ответить на вопрос:
— Безусловно. Как и грудные дети. Это духовное, странное чувство, которое будоражит ум и душу.
Роут пережил неприятный момент, когда художница упомянула о грудных детях. Он вспомнил собственного умершего сына.
— Эстетика очень похожа на творческий порыв. Эти вещи трудно объяснить, можно только чувствовать. — Мона даже не замечала страданий мужчины. Он изо всех сил пытался отогнать боль потери и сосредоточиться на лекции женщины. — Я поняла, что нужно исполнять все, что велит сделать вдохновение. Самое страшное — бороться с порывами своей души.
Роут нахмурился, обдумывая это заявление. А ведь она права.
— Это касается любых порывов, не так ли?
— Что, простите?
Роут покачал головой и снова посмотрел вверх, возвращаясь в требуемую позу.
— Не важно. — Он закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать.
— Когда долго стоишь на одном месте, быстро устаешь. Через пятнадцать минут у нас будет перерыв, — произнесла Мона. — Вы сможете снова принять это мрачное выражение?
— Без проблем. — В его груди поселилась тупая боль. Роут мог бы поддерживать на лице такое выражение вечно. Время шло…
— Ну что, Мона, как продвигается… Ой!
Роут открыл глаза при звуках этого голоса. Из-за каменной стены появилась Ханна. Он почувствовал, что против воли восхищается ею. В этом розовом платье, с волосами, собранными в хвост, она была очаровательна.
Ханна держала в руках букет из желтых, синих, белых и пурпурных цветов. Роут подумал, что она и сама похожа на цветок — прекрасную редкую розу. Удивленная увиденным, девушка не могла шевельнуться, а Мона, погруженная в работу, даже не заметила Ханну. Роут почувствовал, что нужно хоть что-то сказать.
— Она хотела нарисовать мужской торс.
— Мм… — Ханна моргнула, опустила глаза и сделала шаг назад. Очевидно, девушка не хотела ни видеть его, ни говорить с ним. Она что, так и будет пятиться до тех пор, пока снова не скроется за стеной?
— Думаю, она тебя не слышала.
— Да я просто проходила… — Ханна неопределенно махнула рукой, словно потеряв мысль.
— Проходила мимо?
Она смутилась.
— Что?
— Ты только проходила мимо?
— Ну… да.
Роут склонил голову и посмотрел на Мону:
— У тебя появилась компания.
— А? — ее сосредоточенность уступила место озадаченности. — Вы что-то сказали, мистер Джеррик?
— У нас гостья.
— Да не… Я хочу сказать, что просто проходила.