— Мои ножницы! А где они были?
— Возле полицейского участка, — с неохотой ответил Кэл. — Я нашел их на тротуаре.
Пронзительно вскрикнула чайка.
— Значит, они таинственным образом вновь объявились? — Дана положила ножницы в пакет.
— Похоже на то.
Она провела кончиками пальцев по его гладкой, недавно выбритой щеке.
— Спасибо, — пробормотала она.
Кэл улыбнулся. Дана уже собиралась поцеловать его, но тут послышались чьи-то шаги. Она опустила руку и отошла. В проходе между двумя лодками появился Эд Мелоун, который принял станцию после смерти ее отца.
— Доброе утро, шеф, — кивнул он Кэлу и улыбнулся, заметив Дану: — Пришла в гости?
Много лет назад, испытав очередное разочарование, она прибегала сюда, чтобы прийти в себя.
— Я надеюсь, вы не возражаете?
Эд покачал головой.
— Ты же знаешь, что можешь бывать здесь в любое время. — Он взглянул на Кэла, потом опять на Дану. — Я, пожалуй, пройдусь до кафе, посмотрю, открылись они или нет. А вы еще… э… побудьте здесь.
Эд ушел, и Дана вздохнула — волшебство утра начинало ускользать. Эд Мелоун, конечно, никому ничего не расскажет, но благодаря Ричарду Макни скоро весь город узнает, что между ней и Кэлом что-то есть.
Подавив еще один вздох. Дана взяла пакет с ножницами и зашагала прочь. Кэл пошел рядом.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Провожаю тебя домой.
— Разве мы не обсудили это еще вчера вечером?
— Ты произнесла речь, я выслушал.
Она нахмурилась.
— Но тебе действительно лучше держаться от меня подальше.
— Ни за что.
Надо быть доктором психологии, чтобы понять Кэла Бруэра. Дана и не пыталась — она просто пошла так, чтобы между ними оставалось некоторое пространство.
— Похоже, старый Эд Мелоун питает к тебе нежные чувства. Сколько я его знаю, никогда не видел, чтобы он так много улыбался, — сказал Кэл через минуту.
— Он единственный человек в городе, который позволял мне находиться в его владениях.
Они свернули на Линден-стрит, и Дана улыбнулась при виде Пирсон-хауса.
— Красивый, правда?
— Конечно, особенно если всю жизнь только и делать, что соскребать и опять красить.
Она засмеялась.
— Какой ты неромантичный.
Они поднялись на крыльцо, и Дана положила ладонь на ручку двери.
Кэл накрыл ее руку своей.
— Дай мне секунду.
Дана окинула взглядом улицу — если кто и наблюдает, то только из-за штор.
Он обхватил ее лицо ладонью. Ладонь была теплой, и по позвоночнику Даны пробежало легкое покалывание.
— Мне необходимо это.
Его рот коснулся ее так коротко, что первым ощущением было разочарование. Кэл слегка отстранился и заглянул ей в глаза.
— Тебе этого тоже недостаточно?
Он не дал ей ответить. В этот раз поцелуй был таким, какого ждала Дана.
— Я скучаю по тебе, — пробормотал Кэл, прежде чем снова поцеловать ее.
Ноги ее больше не держали. Кэл прислонил Дану спиной к дубовой двери и потянул молнию спортивной куртки. Дана услышала его удивленно-довольное восклицание, когда он обнаружил, что, кроме спортивной майки, под курткой ничего нет. Она почувствовала, как затвердели соски под белой эластичной тканью. Большой палец Кэла легонько коснулся ее, и она затрепетала от удовольствия.
Кэл прижался лбом к ее лбу и просунул руку под тонкую ткань.
— Поедем сегодня ко мне в охотничий домик.
Будь сильной, приказала себе Дана, поступай правильно.
— Я… я обещала встретиться с Хэлли.
— Отмени.
Кончики пальцев легонько заигрывали с ее левой грудью.
— И мне нужно закончить стены «Эдема».
— Я сделаю это вечером. Только на день… ко мне в домик.
Кэл крепче прижал ее.
— Ты грязно играешь, Бруэр.
— Я играю на победу.
И он победил.
По дороге Кэл с улыбкой наблюдал, как Дана то и дело посматривает через плечо.
— Милая, это шоссе ровное и прямое на много миль. Если бы кто-то ехал позади, я бы знал.
— Ладно, больше не буду, — пробормотала Дана, не переставая беспокойно озираться. Кэл сомневался, что она вообще что-либо замечала вокруг, пока он не завел ее в дом.
Он чуточку нервничал, чего с ним не случалось в обществе женщины с тринадцати лет. Было даже странно, до какой степени ему хотелось, чтобы дом ей понравился.
Кэл быстро показал Дане комнаты, все, кроме своей спальни — соблазн остаться в ней был слишком велик, а ему не хотелось торопиться. Замечание Даны насчет его не романтичности, заставило Кэла задуматься. Он хотел бы быть романтичным… с ней.
— Неужели это когда-то был сарай? — удивленно воскликнула Дана, когда они вернулись в гостиную. — То есть понятно, конечно, стропила над головой и все такое… но это еще прекраснее, чем мне рассказывали.
Кэл встревожился.
— Кто говорил?
Она рассмеялась.
— Думаешь, только мужчины хвастают своими любовными подвигами?
Именно так он и думал.
— У меня же салон. Женщины болтают со мной целыми днями. Это лучше, чем терапия.
— И что же они обо мне говорят? — Уже задав вопрос, Кэл усомнился, действительно ли он хочет знать это.
Дана провела рукой по спинке дивана и подошла к окну.
— Что ты замечательный любовник и умеешь сделать расставание незаметным и приятным, так что лишь через несколько дней до женщины доходит, что произошло. — Она помолчала. — Мне не хочется это обсуждать.
Она казалась ему очень красивой сейчас, когда солнечный свет золотил ей волосы. И очень ранимой.
— У нас все по-другому.
Она отвернулась от окна, улыбка была светлой, но глаза не улыбались.
— Я знаю.
Все шло не так. Кэл надеялся, что стена между ними постепенно исчезнет, но Дана опять отгораживалась от него.
— Идем, я приготовлю ланч.
— Ты готовишь?
Он засмеялся.
— Если не хочу умереть с голоду. У нас с Митчем и отцом уговор: каждый заботится о себе сам. Пойдем на кухню, я похвастаюсь перед тобой.
Кэл подал довольно простой ланч — яичницу-болтунью с кусочками копченого лосося, салат и немного белого вина. Пока они ели, Кэл попытался побольше узнать о прошлом Даны, однако, когда он спросил ее о брате и сестре, она поинтересовалась, как ему удалось подвести тепло под каменный пол, а услышав, каким замечательным человеком был ее отец, встала и начала убирать со стола, между делом справившись, где он нашел двухсекционную посудомоечную машину.
