— Ну, скажем, в одних областях мы ладим лучше, чем в других. — Дана помолчала, собираясь с мыслями. — Я не хочу, чтобы кто-то знал о нас с Кэлом, в противном случае я уменьшу его шансы получить постоянную должность начальника полиции.
— Каким образом ты можешь уменьшить его шансы?
— Ну, у меня определенная… э… репутация.
Хэлли сдвинула брови.
— Все, кто знает тебя, понимают, что это давно прошло.
— В том-то и дело… все, кто знает. А остальные рады сплетням.
— Забудь про этих людей.
— Я-то могу, и ты можешь, но Кэл не имеет права. И не должен.
— Кэлу ты небезразлична, и он не станет скрывать свои чувства из боязни потерять работу.
— Между нами только секс, ничего больше.
Хэлли фыркнула.
— Поверь мне, в семье Бруэров ничего не происходит без участия сердца.
— Но не в этот раз.
Улыбка подруги стала ужасно самодовольной.
— Если тебе легче так думать, бога ради.
Надо было сделать еще и татуировку.
В тот вечер, когда Дана открыла дверь и провела Кэла в гостиную, взгляд у него был оценивающим, но не ошеломленным.
— Классное платье, — сказал Кэл, задержав взгляд на глубоком вырезе. — Потрясающе выглядишь.
Нарочитым движением Дана взбила свои торчащие розовые пряди.
Он лишь улыбнулся.
Да, похоже, татуировка анаконды, извивающейся по правому плечу и спускающейся на грудь, и могла бы достичь цели, но розовые волосы явно не подействовали.
Пока Лен и Оливия брали с Кэла обещание, что он не задержит ее слишком поздно, не позвонив, Дана позволила себе полюбоваться им.
Почти все мужчины хорошо выглядят в смокинге, но немногие способны заставить женское сердце петь. Кэл был из их числа. Белая рубашка оттеняла смуглую кожу, а глаза сегодня казались еще голубее, чем обычно. Вдобавок ко всему он был высок и прекрасно сложен.
Он заметил ее взгляд и лукаво подмигнул, одновременно заверяя Оливию, что у него самые благородные намерения.
Дана взяла черную бархатную накидку.
— Ну что, идем?
Но Оливия еще не закончила.
— А цветы ты не принес? Что за весенний бал без приколотого к корсажу букетика?
Кэл полез в нагрудный карман смокинга.
— Я решил остановиться на кое-чем другом.
Он подал Дане плоский, обтянутый синим бархатом футляр для драгоценностей. Когда она открыла его, на глазах выступили слезы.
Внутри лежала изящная золотая цепочка, на которой через определенные интервалы висели крошечные золотые туфельки на высоких каблуках, все разного фасона, и на каждой мерцал крошечный бриллиант.
Никто и никогда не дарил ей ничего подобного. Обручальное кольцо, купленное Майком, было грубоватой штамповкой.
Не в силах вымолвить ни слова. Дана подняла глаза.
Улыбка Кэла была немного неуверенной, словно он беспокоился, понравился ли ей подарок. Его волнение растрогало ее еще больше.
— Я заметил, что ты неравнодушна к туфлям, — сказал он.
Интересно, заметил ли он, что она неравнодушна к нему?
— Какая прелесть. Ты поможешь мне ее надеть? — Дана смахнула набежавшие слезы.
Кэл встал позади нее, застегнул цепочку и задержался, чтобы прижаться в поцелуе к ее затылку и прошептать: «Бесподобно».
Дана вздохнула — пожалуй, можно было обойтись и без розовых волос.
Кэл мысленно приготовился пройти сквозь строй членов комитета, расположившихся прямо за входной дверью загородного клуба. Кладя левую руку Даны на свой локоть, он заметил, что пальцы у нее ледяные. И двигалась она как-то скованно, что было ей совсем не свойственно.
— Мы сделаем это быстро, — пообещал он. — По паре слов каждому. А потом найдем Хэлли и Стива.
Они прошли почти весь ряд и оказались перед последним членом комитета. Кэл почувствовал, как рука Даны напряглась.
— Мама, — сказала она глухо, — ты прекрасно выглядишь.
Кэлу доводилось видеть более счастливые лица у парней, на которых он только что надел наручники. Рот миссис Дивайн открылся раз, другой…
— Я думаю, женщины Дивайн сегодня здесь самые красивые, — вклинился он, прежде чем мать Даны успела заговорить, и чмокнул Дану в щеку. — Хотя я, конечно же, пристрастен.
Элеонор Дивайн скользнула взглядом по волосам дочери и неохотно выдавила слова благодарности. Когда они отошли. Дана стиснула его руку.
— Мой герой, — пробормотала она.
Ему понравилось, как это прозвучало.
Шампанское и музыка имеют обыкновение делать даже самый неприятный вечер терпимее. Кэл Бруэр сумел сделать его воистину волшебным.
В обществе Кэла все, казалось, были приветливы. Даже ее мать предложила устроить дамский день, когда салон будет открыт. И только Ричард Макни обрабатывал толпу на другом конце зала.
Дана и Кэл танцевали, смеялись, болтали и снова танцевали. В одиннадцатом часу он оставил ее со Стивом и Хэлли, чтобы перекинуться парой слов с майором. Дана была рада передышке. Ее туфли жали, а на левой пятке, кажется, вздулась мозоль.
Дана с тоской взглянула на двери, ведущие на террасу. Мгновение поколебавшись, она уступила желанию подышать свежим воздухом и выскользнула наружу.
Ночь была ясной и теплой. Казалось, даже сверчки поют под приглушенную музыку, доносившуюся из бального зала.
Улыбаясь, Дана подошла к краю террасы, положила ладонь на каменную балюстраду и сбросила туфли.
— Намного лучше, — выдохнула она. Конечно, потом, когда придется вновь надевать их, она поплатится, но, по крайней мере сейчас поблаженствует.
— Ты никогда не могла оставаться в туфлях всю ночь, — раздался голос позади нее.
Дана крепче стиснула перила.
— Я не видела, что ты здесь, Майк.
— А я тебя видел… Не мог не заметить. — Он выглядел уставшим и каким-то потрепанным. — Мне надо с тобой поговорить.
Предчувствуя неприятное. Дана начала втискивать правую ногу в туфлю.
— Только недолго, я обещала Кэлу, что сейчас вернусь.
Музыканты объявили перерыв, и двойные двери открылись — кто-то из гостей вышел полюбоваться звездной ночью.
— Я тут влип в одну историю, — начал Майк. — Возможно, мне придется уехать из города на некоторое время, пока все не успокоится.
Надев правую туфлю. Дана ногой поддела левую. Туфелька качнулась и свалилась набок. Ничего не оставалось, как наклониться, поправить ее и втиснуть в нее свою несчастную стопу. Когда Дана выпрямилась, Майк схватил ее за плечи.
