— Дядя Миша наш контингент, — хмыкнула Зойка,
когда мы встретились с ней возле буфета.
— Что значит наш? — усмехнулась я в ответ. —
То и значит… Людку спросила, говорит, от дел отошел, но его здесь уважают.
— И что?
— А ничего. Старикан вроде симпатичный. Кто знает, что
завтра в жизни пригодится.
— А как тебе Сашка?
— Таких Сашек сто штук за рубль. Главное, чтоб он Людке
нравился.
В суете, беготне и волнении время пролетело стремительно.
Дядя Миша, поддерживаемый Сашкой, последним покинул заведение, а мы сдали
выручку, собрали скатерти и выпили по сто пятьдесят коньяка за первый рабочий
день. К нам присоединился Владимир Юрьевич, предложивший не церемониться и про
отчество забыть, и, конечно. Людка. С работы отправились пешком. Ноги гудели,
глаза слипались, но настроение было отличное. Работа особой сноровки не
требовала, втянемся быстро, а на чай здесь давали щедро. За два выходных можно
будет неплохо отдохнуть… В общем, я в тот вечер в самом деле поверила, что
жизнь налаживается. Зойка вышагивала рядом, раза три шумно вздохнула, а потом
сказала:
— Мужика видала, за третьим столом у стены сидел по
моему ряду?
— Нет, — покачала я головой. — А что?
— Ничего. Поговорили. Два месяца, как откинулся… вроде
парень неплохой. В женихи набивался.
Я сбилась с шага и ухватила Зойку за локоть.
— Слышь, подруга, у меня большие планы на нашу
дальнейшую жизнь, и ребятишкам с зоны там места нет. Ну их к черту. В этом
кабаке мы временно — полгода, год от силы, потом найдем хорошую работу.
— После пяти лет отсидки? — присвистнув,
поинтересовалась Зойка.
— Ты бухгалтер и сидела не за воровство. Говорю, найдем
работу, значит, так оно и будет.
— Ладно, не заводись. Ванька парень неплохой, я людей
чувствую. Бог знает, как его жизнь кинула и за что он за колючкой очутился.
— А ты спроси, — разозлилась я, — Он
расскажет.
— Я большая девочка и сама разберусь. А вот тебе
задуматься надо, стоило ли в этот кабак соваться.
Я вторично сбилась с шага.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Что за дела здесь крутятся, не знаю, но
вижу, что крутятся. А дела, они сегодня идут хорошо, а завтра, может быть,
плохо. Если хорошо, то и нам хорошо, а если плохо, на кого собак навешают?
— Что ты городишь? — попробовала возмутиться я.
— Взгляды мне не нравятся. Смотрят на тебя не
по-доброму.
— Кто смотрит?
— Да считай, все. Может. Влад твой присматривать велел.
Я за пять лет чужие взгляды шкурой видеть научилась. Короче, держимся
настороже. Так что Ванька очень даже пригодится, свой своего не продаст… хотя
особо рассчитывать на это я бы не стала. К дяде Мише приглядись. Мужик не
простой. При случае от него польза может быть ощутимая.
— Не надо никакой пользы, не будет случая. И завязывай
с этой лагерной бодягой! — рявкнула я и осеклась. Зойка стояла передо
мной, уперев руки в бока, качала головой и улыбалась.
— Я ль тебя не знаю, подруга, — пропела она
весело.
— Черти бы тебя слопали, — хмыкнула я. Зойка
обняла меня за шею и прижала к своей роскошной груди.
— Тетку слушай, тетку не проведешь. Она их мысли
крысиные за версту чует, а за тебя кому хошь горло перегрызет. Только свистни.
— Не надо никому горла грызть, — проворчала я,
высвобождаясь из ее крепких объятий, — Хочешь, крути любовь с этим
Ванькой, только ни во что не впутайся. Истории нам ни к чему, а с таким Ванькой
попасть в историю плевое дело.
— Пойдем живее, воспитатель, спать хочу, а идти еще две
остановки.
— Может, машину тормознем?
— Ножками доберемся.
Второй день нашей работы в ресторане начался со скандала.
Хмурая заспанная девица-буфетчица сцепилась с Людкой. Орали они громко и добрых
слов друг для друга не жалели, до тех самых пор, пока не появился Владимир
Юрьевич. Парнем он оказался простым, вникать, кто из девиц прав, не стал,
матерно обругал одну, влепил затрещину другой (Людке) и пообещал, что завтра же
ее уволит.
— А нравы здесь патриархальные, — хмыкнула Зойка, наблюдая
эту сцену. — Чуть что, сразу на конюшню.
— Плевать, — отмахнулась я. — Лишь бы нас
никто не трогал.
— Я им трону, — возвысила голос Зойка и как в воду
глядела, потому что буквально через несколько часов ей пришлось демонстрировать
свои бойцовские качества.
Около восьми в зале появились четверо парней. Людка
нахмурилась и, легонько подтолкнув меня, сказала:
— Глянь. Кувалду черт принес. Господи, пронеси, лишь бы
не за мой ряд…
Четверка как раз устроилась возле окна, то есть обслуживать
их предстояло мне, и Людка вздохнула с облегчением.
— С этим психом аккуратней. Что бы он ни сказал, молчи
и улыбайся.
— А что за тип?
— Говорю, псих. Сволочь последняя. А строит из себя…
Короче, я тебя предупредила.
С таким напутствием я и отправилась принимать заказ. Однако
поначалу парни вели себя вполне прилично. Я подошла, поздоровалась и
улыбнулась, а тот, кого Людка назвала Кувалдой, посмотрел на меня исподлобья и
осведомился:
— Новенькая, что ли?
— Второй день.
— Ага. Прогуляйся немного, деточка. А мы тут посидим и
подумаем, чего хотим.
Минут через пятнадцать меня подозвали свистом и легким
мановением руки. Отчего у Владимира Юрьевича проблемы с трезвым персоналом, я
стала примерно представлять. Но, предупрежденная Людкой, подошла и сказала с
улыбкой:
— Слушаю вас.
Заказ Кувалда сделал, а после того, как выпил водки, его
начало корежить во все стороны, а особенно в мою. Для начала раза три гонял за
рюмками, ему показалось, что не очень они чистые. Пару раз подзывал, чтобы
сообщить, что ему в нашем ресторане не нравится, сформулировать свою мысль не
смог и в основном ограничился одним словом «дерьмо». Так как в принципе я была
с ним согласна, то и возражать не видела смысла, продолжала улыбаться и кивала.
Должно быть, именно по этой причине он вознамерился меня достать. Подозвал, не
помню в который раз за вечер, и спросил:
— Ну что, новенькая, скажи-ка мне, что умеешь делать?
