Я встала напротив, почти упираясь коленями в его колени, и
он все-таки поднял взгляд на меня, я отшатнулась испуганно, но он схватил меня
за руку. Встал, не отпуская ни моей руки, ни взгляда, а я стиснула челюсти так,
что они, казалось, разлетятся на осколки.
— Ладно, — сказал он и усмехнулся, а я молча
сбросила халат.
Произошедшее той ночью было начисто лишено романтизма. Мы не
сказали друг другу и пяти слов, но то, что с такой силой тянуло его ко мне,
было мне понятно без слов, потому что я чувствовала то же самое. Он был один во
всем мире, и я была одна, а еще была жгучая обида на судьбу за то, что
по-другому не бывает. Страх перед Бардиным отступил, теперь я знала.. он такой
же, как я, и ему тоже бывает больно. Я испытывала к нему странную нежность,
странную потому, что он в ней скорее всего не нуждался, и под утро, когда он
спал, уткнувшись лицом в подушку, я сидела в его ногах и впервые за
долгие-долгие годы слезы катились по моим щекам крупным горохом, и было так
больно, точно я рыдала по мертвому, точно я оплакивала его в последний раз.
С той ночи все переменилось, я не задавала вопросов и не
особенно хотела получать ответы — я ждала. Ребята, что были с Бардиным, очень
быстро заметили перемену, случившуюся во мне, я часто ловила на себе их
настороженные взгляды. Я не уверена, заметил ли ее он. Я не знала, что он думал
обо мне, но, когда он смотрел на меня, видела в его глазах затаенную боль,
которую он изо всех сил пытался скрывать. Он мог прийти и остаться на ночь, а
мог исчезнуть по своим делам, никогда не предупреждая, придет ли, нет ли и
вернется ли вообще. Я не помню, чтобы мы разговаривали о чем-то, кроме насущных
дел. Впрочем, однажды я попыталась задать ему вопрос.
— Не хочешь посвятить меня в свои планы? — Я
спросила просто так, желая услышать его голос, а он засмеялся.
— Нет. Зря ты думала, что я стану откровенным.
Я приподнялась на локте и заглянула в его лицо, вот тогда
меня и поразил его взгляд, мне было нелегко его выдержать, и я сказала:
— Почему бы тебе и не стать откровенным со мной?
А он опять засмеялся:
— В самом деле…
Прошло несколько дней, но мне они казались долгими-долгими,
точно я прожила всю свою жизнь. Я не выходила из дома, разглядывая потолок в
своей комнате, ждала, когда он вернется, и очень боялась, что этого не
произойдет. К счастью, он всегда возвращался.
— Ребята его засекли, — сказал как-то он между
делом за ужином. Я даже не сразу поняла, о ком речь. — С Хрулевым. Они
видятся частенько, правда, осторожничают.
— Чижик? — спросила я.
— Чижик. Чижик…
— Я не очень понимаю, какое он имеет отношение к
убийству твоего друга?
— Конечно, — хмыкнул он. — Я тоже не понимаю.
Я уже не пыталась разгадать его загадки, чувствовала только,
что настороженность его ребят быстро перерастает в ненависть.
— Я бы хотела поехать на кладбище, — сказала я,
выводя вилкой узор на столе. — Это возможно?
— На кладбище? — Он вроде бы не понял.
— Да.
Усмешка во взгляде. — Хорошо. Завтра утром.
Из дома мы вышли втроем. Бардин чувствовал себя здесь в
абсолютной безопасности, и даже Сашка, вечно пребывающий в напряжении,
расслабился. Он шел впереди, а мы с Бардиным ждали на крыльце, когда он
подгонит джип. Саша садился в машину. Бардин закурил, закрывая лицо от ветра, а
я, вдруг почувствовав лютый страх, шагнула вперед и только тогда услышала
выстрел. Удар в плечо — и рука моя мгновенно онемела. Я еще ничего не успела
понять, как Саша развернул джип, загораживая им крыльцо, а Бардин, схватив меня
в охапку, упал на пол холла, ногой захлопнув дверь. Я лежала, прижимаясь к
нему, и только когда он спросил: «Больно?» — поняла, что меня ранили. Он
поднялся и поднял меня, я чутко прислушивалась, ожидая выстрелов, но стояла
такая тишина, что мне стало еще страшнее.
— Где Саша? — спросила испуганно.
— Только о нем тебе сейчас и думать. Я посмотрела на
свою руку, на пол, заляпанный кровью, и решила? «Наверное, я умру», — и в
ту минуту это показалось мне благом.
Разумеется, я не умерла. Уже через полчаса в доме собралось
человек пять мужчин, я слышала голоса, но никого не видела, лежала в своей
комнате, наскоро перевязанная. Вошел какой-то молодой парень и улыбнулся.
— Как наши дела? — Устроился на стуле рядом с
постелью и, по-дурацки сюсюкая, сказал? — А вот мы сейчас сделаем
укольчик, и больно не будет.
А мне и не было больно, то есть физическая боль была ничто
по сравнению с той болью, что корежила меня изнутри. Я ждала, что придет
Бардин. Лекарство подействовало, я уснула, а открыв глаза, увидела, что лежу в
совершенно незнакомой комнате.
— Коля, — крикнула отчаянно и хотела встать, но
голова кружилась, и я опять крикнула.
Открылась дверь, и вошел Саша, посмотрел хмуро на меня и
спросил:
— Очухалась?
— Где он?
— Занят. Появится, придет. Он пришел часа через два.
Сел в кресло и поинтересовался:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Врач сказал, рана пустяковая.
— Конечно. Рука совсем не болит.
— Да? Ты очень бледная. Много крови потеряла.
— Расскажи, что произошло? Кто стрелял?
— Трудно сказать. У меня полно врагов.
— Они выследили тебя и устроили нападение?
— Нет. Один выстрел. Киллер. Скажу по секрету, ужасный
недотепа. Саша едва не поймал его. Но ничего, это не к спеху. Я должен сказать
тебе спасибо, если бы ты не загородила меня плечом, лежать бы мне сейчас в
морге. — Глаза его смеялись, хотя говорил он серьезно.
— Киллер-недотепа, — повторила я.
— Да. Бывает и такое. Спи. Тебе надо больше спать,
чтобы скорее поправиться.
Я не хотела, чтобы он уходил, но знала — просить его
остаться бессмысленно. Когда дверь за ним закрылась, я натянула одеяло на
голову и сказала громко:
— Мне все равно.
Весь следующий день он не приходил. После обеда я вышла из
своей комнаты, слегка покачиваясь. Не успела сделать и нескольких шагов, как в
глубине коридора появился Саша.
— Чего тебе? — спросил он угрюмо.
— Ничего, — пожала я плечами.
— Сиди в комнате.
— Я не хочу.
