До вокзала я добралась за пятнадцать минут и сразу же
направилась к стоянке такси. Нужный мне город находился всего в шестидесяти
километрах, и туда отправлялась маршрутка. Я заняла место у окна и попробовала
прикинуть, насколько верны мои догадки. Верны или нет, разберемся позднее,
главное — встретиться с Зинкой.
Город был маленьким, унылым и похожим на старого нищего, да
и редкие прохожие особо не радовали. Впрочем, в этом были свои преимущества. В
райотделе мне пришлось ждать не более десяти минут, после того как полсотни из
моих рук перекочевали в чужие. Деньгами я разбрасываюсь напрасно, их у меня
немного, но сейчас это неважно. Такси в городе не водились, автобусы жителей не
баловали, и я отправилась пешком. Дом, где жила мать Зинки, от десятка типовых
домов на две семьи отличался невероятной грязью и завалившимся палисадником,
сарай еще кое-как держался, но мог рухнуть в любую минуту, клочья бумаги и
прочий мусор радовали глаз прохожих, так же как окна, не мытые несколько лет, и
почерневший от грязи тюль на них. Я мысленно усмехнулась, проходя мимо по
противоположной стороне улицы. Если Зинка и явилась сюда, то отнюдь не за тем,
чтобы мать за ней ухаживала.
Я прошла немного вперед и устроилась на скамейке, наблюдая
за нужным крыльцом. По соседству находилась баскетбольная площадка, два
подростка лениво перебрасывали мяч, один подошел ко мне и спросил с вызовом:
— Закурить не дадите?
— Не курю. Но могу дать червонец на сигареты, если
ответишь на несколько вопросов. — Мальчишка вроде бы растерялся, а я
кивком головы предложила ему сесть.
— А чего за вопросы-то?
— Телевикторина. Кто в одиннадцатом доме живет?
— В первой квартире Самойловы, а во второй
Катька-пьяница.
— А у Катьки-пьяницы фамилия есть?
— Есть, только я не знаю. На фиг мне ее фамилия?
— Она одна живет?
— Когда как. Бывает, прибьется кто. Бомжи всякие.
— А живет Катька на что?
— Самогонкой торгует.
— Дочь у нее есть?
— Есть. В областном центре в ресторане работает и сюда
носа не кажет. Чего ей у такой мамаши делать?
— Понятно. Держи червонец.
— А вы зачем спрашивали?
— Самогон хочу купить.
— Ну да, — Мальчишка презрительно фыркнул, а я
зашагала к одиннадцатому дому.
— Вы из милиции, что ли? — крикнул он вдогонку, а
я помахала ему рукой.
Дверь была не заперта, я открыла ее и позвала:
— Хозяйка, .. — Вонь стояла такая, что у меня
глаза на лоб полезли, я мысленно чертыхнулась и заорала.. — Хозяйка! Есть
кто дома?
Дверь в конце коридора открылась, и появилась женщина, судя
по всему. Катька-пьяница. На вид ей было не больше пятидесяти, когда-то
красивое лицо (при желании без особого труда можно было обнаружить сходство с
Зинкой) теперь оплыло от постоянного пьянства и приобрело стойкий синюшный
оттенок. Цветастый халат, драные шлепанцы и алая помада на губах, впрочем,
слегка размазанная.
— Чего? — спросила она хмуро, а я заговорщически
понизила голос?
— У вас бутылки на продажу не будет?
— Вам? — Она вроде бы удивилась.
— Мне.
— Я самогоном не торгую, — обиделась
женщина. — А соседей не слушайте. Злые все, и чего только не наболтают. У
меня и с обыском были, ничего не нашли. — Я достала из кармана очередные
полсотни. Посмотрев на купюру. Катерина вздохнула и сказала, пожав плечами:
— Есть у меня бутылка. Для личного пользования. Сейчас
вынесу… А может, в дом войдете? — вдруг предложила она. Уговаривать меня
не пришлось.
Мы оказались в маленькой кухне, чудовищно грязной, хранившей
следы бурной жизни хозяйки: разбитые стекла шкафа, покореженные стулья и темные
разводы на обоях, точно здесь соревновались в метании стаканов, вонь, которая
произвела впечатление еще на крыльце, в кухне была просто невыносимой. Катерина
достала из шкафа пластиковую бутылку из-под лимонада, наполненную зеленоватого
цвета жидкостью, и спросила:
— Вам пол-литра? — Взяла воронку со стола и
огляделась, высматривая подходящую тару. — Все бутылки перетаскали… налить
не во что.
— А можно я у вас выпью? — положив деньги на стол,
спросила я.
Раздумывала она не меньше минуты.
— Пей. У тебя случилось что?
— Мужа с любовницей застала, вот и хочу в норму прийти.
А то как бы сгоряча не натворить чего.
— Это не тот, что к Люське Максимовой ходит, рыженький
такой?
— Мой высокий, с бородой.
— Точно-точно, видела на днях… мужики, одно слово,
кобели… — Катерина извлекла из шкафа две чашки, бухнула на стол сковородку с
жареной картошкой и достала из холодильника сало, нарезанное толстыми
ломтями. — Давай, за знакомство. Как тебя?
— Вика.
— А меня Катерина. Наплюй печалиться, умные люди
говорят, все проходит.
— И то верно, — кивнула я, и мы выпили. Как видно,
хозяйка приняла еще до моего прихода, потому что, осилив свою порцию, опьянела
мгновенно. Глаза ее начали слезиться, а голос приобрел плаксивые интонации.
Разговорить ее было нетрудно. Катерина поведала историю своей жизни, особо
упирая на роковую роль, которую в ней играли мужики. В конце концов заговорили
о Зинке.
