Однажды вечером дядя поинтересовался:
— Розали все еще живет здесь? Ее никогда нет дома.
— Это же нормально. Ей хочется на славу повеселиться перед тем, как она покинет Лондон, — ответила тетя.
— Повеселиться?! — коротко рассмеялся ее муж. — И как Джулиан относится к подобного рода… веселью?
Элисон уже заметила, что тетя Лидия оставляет без комментариев любое высказывание, которое ей не по вкусу. Так вышло и на этот раз.
— Она сегодня с Джулианом?
— Нет. С Родни Миртоном.
— Кто он вообще такой, этот Родни Миртон? — нахмурился дядя. — По-моему, она уже не впервые выходит с ним. И что Джулиан говорит по поводу того, что его невеста бегает с другим за пять недель до свадьбы?
— Я не обсуждала это с Джулианом, — сказала Лидия, отвечая на второй вопрос. Потом подумала и добавила: — Родни Миртон — весьма привлекательный молодой человек… денежный мешок… и от титула его отделяют всего двое. Один из них — древний старик, а второй явно поставил перед собой цель убиться на скачках. Розали познакомилась с ним этим летом в Шотландии. Думаю, ты увидишь его на следующей неделе, на танцах в честь дня рождения нашей девочки.
— Хочешь сказать, что ты настоятельно советуешь Розали… — начал было муж, но Лидия грубо прервала его словами:
— Я никогда ничего ей не советую.
Элисон показалось, что ссора неминуема, но тут дядя совершенно неожиданно повернулся к ней и спросил:
— Собираешься ли ты купить себе новое платье к танцам, Элисон?
— Не… не думаю, — удивилась она.
— А тебе хочется? — лукаво улыбнулся он.
— У Элисон уже есть приличное вечернее платье, — вмешалась тетя.
— Новое?
— Ну, не совсем, — призналась Элисон.
Дядя достал бумажник и вытащил оттуда четыре пятифунтовых банкнота.
— Купи, что понравится. — Он протянул ей деньги.
— Дядюшка! — Элисон вскочила со своего места и бросилась целовать старика. — Вы просто прелесть!
— Ни к чему все это. Не надо ей никаких платьев, — заметила Лидия, на что дядя сухо бросил:
— Никогда не думал, что Розали нужно столько нарядов, и никогда не видел, чтобы она целовала меня за то, что я оплачиваю ее счета.
В данных обстоятельствах было бы просто глупо просить тетю Лидию помочь выбрать обновку, так что Элисон с радостью взвалила эту обязанность на свои плечи. Но как ни странно, долго мучиться ей не пришлось: не успела она и двух шагов сделать как наткнулась на то, что искала.
Нежнейший переливающийся шифон поверх янтарного атласа сиял в витрине, словно лучик солнца в стакане шерри, и Элисон сразу же поняла — вот оно.
Еще до примерки девушка знала, что это платы сделает ее просто неотразимой. И она не ошиблась. Пышные, почти невесомые юбки едва доходили до колен, и во всем ее облике слышался едва уловимый шепот средневековой утонченности, но теперь уж ни у кого, даже у злюки Розали, язык не повернется сказать, что это платье напоминает ночную рубашку.
Элисон без зазрения совести подумала о том, как сильно ей хочется, чтобы Джулиан непременно увидел ее в этом наряде. И он увидит, потому что непременно будет на дне рождения Розали.
Вечером, когда принаряженная Элисон спустилась вниз, она ожидала хоть мимолетного одобрения со стороны тетушки, но той, видно, было не до племянницы.
Лидия беседовала с Розали, и Элисон заметила на ее лице маску ужаса.
— Ты не можешь сделать это вот так, Розали, — повторяла она. — Так нельзя!
Но ее невероятно прелестная дочурка, окутанная серебристо-белым облаком атласа, была прямо противоположного мнения и считала, что очень даже может, о чем бы ни шла у них речь.
— Однажды он выставил меня на посмешище, мама. Прямо тут, в этом зале. Такое не забывается. Так пусть же сегодня посмеются над ним!
— Твой отец выйдет из себя, — изрекла тетя Лидия таким тоном, будто заранее знала, что слова ее не возымеют никакого действия.
Так и вышло.
— Он мне никакой не отец, — отмахнулась от матери Розали.
Элисон хотелось узнать, что Розали замышляет на этот раз, но если она и осмелилась бы поинтересоваться, то все равно теперь уже было поздно: начали прибывать первые гости.
Она любопытным взором окинула кузину. Чудесные волосы небрежными волнами спадали на плечи, лебединая шея, точеная фигурка, изящные руки…
И тут у Элисон чуть глаза не вылезли из орбит.
На левой руке Розали, там, где должно было всеми цветами радуги сверкать бриллиантовое кольцо Джулиана, сиял кроваво-красный рубин.
На какую-то долю секунды у Элисон потемнело в глазах, но, когда она сообразила, в чем дело, было уже поздно: Джулиан шел им навстречу. Он мило улыбался тете Лидии, такой холодный, уверенный в себе, совершенно не готовый к удару судьбы.
— Джулиан! — крикнула Элисон и бросилась к нему, забыв о приличиях.
Но в тот же самый момент Розали тоже позвала его, и он обернулся к своей невесте.
— Мне надо поговорить с тобой. — Ни один мускул не дрогнул на безупречном личике Розали. И она коснулась его запястья. Левой рукой.
Элисон увидела, как его взгляд упал на рубин.
И тут Элисон как ошпаренная выскочила из гостиной и, бесцеремонно расталкивая гостей, понеслась наверх, в свою спальню. Девушку охватила безотчетная паника, и она не могла заставить себя посмотреть на то, что произойдет дальше, как если бы заметила, что поезд неотвратимо надвигается на ничего не подозревающего человека, и бросилась бы прочь от проклятого места, лишь бы не видеть, во что превратится его смеющееся лицо.
Элисон не находила себе места и в страхе металась по комнате. Сколько одиноких, горьких часов провела она здесь, оплакивая свою судьбу, но теперь она и думать забыла о собственных несчастьях. Джулиан — вот о ком были все ее мысли. О Джулиане и о его разбитом сердце, об унижении, которое ему пришлось испытать.
Кто, как не Элисон, знал о том, насколько жестокой может быть Розали, если ей придет в голову подобная блажь.
А Джулиан был совершенно безоружен, абсолютно не подготовлен к тщательно разработанному броску этой мерзкой гадюки. Он открыл ей свое сердце, а она плюнула туда ядом. Розали заставила его выставить свои чувства напоказ, сделать из себя посмешище, а потом бессердечно забавлялась этим зрелищем, чувствуя себя отмщенной за былые обиды.
Да и окружающие вряд ли поведут себя достойным образом. От них сочувствия не жди, столь необычный способ расторгнуть помолвку покажется им милой шалостью и вызовет откровенный смех.
Что касается тети Лидии, то она, несомненно, была шокирована тем, что намеревалась сделать Розали, но думала она вовсе не о Джулиане и его чувствах. Ее заботило только общественное мнение, мать до смерти боялась, как бы волна неодобрения не накрыла ее милую дочурку с головой.
