Гай сел на своём ложе, напряжённо вглядываясь в темноту, где никого уже не было. Дурак, ехидно произнёс внутренний голос, упустил такую девчонку. Все твои подружки по «весёлым играм» ногтя её не стоят. Ты мог бы провести с ней упоительную ночь, а там – там можно и под пули. Так ведь нет, тебе зачем-то понадобилось изображать из себя праведника! Дурак ты, Гай Заар, и больше никто – тоже мне, выискался спаситель Республики от Ночной Смерти… Молчи, посоветовал Гай своему незримому оппоненту, и не лезь не в своё дело. Я хочу быть честным перед самим собой, понятно тебе?
Внутренний голос не стал продолжать спор и покорно умолк, а Гай вдруг отчётливо понял, что если бы он попытался прикинуться любящим, Чиинни почувствовала бы его ложь – она же Чтица! – и тогда… Тогда бы ему, Гаю Заару, оставалось бы только сгореть со стыда или провалиться сквозь камень скал до самых корней горного хребта Зартак.
* * *
Очередная пуля врезалась в дерево над головой Гая, сорвала кусок коры, срикошетила и унеслась, жужжа разозлённым жуком. Эхо выстрела поплутало немного среди деревьев и умерло. И в наступившей тишине раздался голос, усиленный акустической аппаратурой и так искажённый, что было не понять, кто говорит, мужчина или женщина.
– Пришельцы, вы на нейтральной полосе. Если вы попытаетесь пройти дальше, мы будем считать вас врагами и откроем огонь на поражение.
В подтверждение слов грохнул выстрел, и прямо перед Гаем упала ветка, срезанная пулей: не приходилось сомневаться в том, что невидимые пандейские стрелки сами хорошо видели горцев в редколесье, и что «огонь на поражение» обернулся бы для отряда Гая очень чувствительными потерями.
Массаракш, прошипел Заар, разглядывая кочку, за которой он укрывался. Кочка была невысокой, на ней вкривь и вкось торчали ломкие рыжие травинки, – сомнительное укрытие от меткого свинца. Кто бы мог подумать, что в этом глухом углу отряд встретят пандейские пограничники? С республиканской стороны здесь никого – горцы несколько часов брели по кочкарнику, продираясь сквозь заросли колючих кустов и хлюпая сапогами по лужам, и ни разу никто их даже не окликнул, – но стоило им только пересечь границу бывшей Страны Неизвестных Отцов, как с пандейской территории загремели выстрелы. Окриками «Стой!» пандейцы себя не утруждали: они сначала стреляли, а потом уже разбирались, кто к ним пожаловал.
Гай знал, что в Пандее «имперцев» не слишком жалуют. Лесная страна соблюдала условия мирного договора, заключенного ещё до Беспорядков, в первые годы существования Республики, однако особых симпатий к бывшей метрополии пандейцы явно не испытывали. Они торговали с Республикой, принимали у себя её туристов, но отнюдь не спешили слиться с ней в Единении. «Мы сами по себе, – говорили лесовики, – и не лезьте к нам с вашим укладом. Обнимайтесь с айкрами и с восточными хонтийцами, а нас оставьте в покое». Гай не видел в этом ничего предосудительного – насильно мил не будешь, – однако кое-кому в Республике обособленность Пандеи очень не нравилось. В газетах периодически появлялись гневные статьи под броскими заголовками «Кёниг Кам Энгу – последний диктатор Саракша» или «Пандейское многожёнство – оскорбление права женщины на свободную любовь», и градус недовольства подогревался жаркими теледебатами на те же темы. Но это был только внешний слой: приятель Гая с экономического факультета доходчиво объяснил ему, что суть проблемы – в нежелании пандейцев полностью встраивать свою экономику в систему, где господствуют капиталы островитян, и в неприятии лесными жителями «общесаракшианских ценностей», давно уже ставших привычными для республиканцев или для тех же хонтийцев.
Впрочем, подумал Гай, предаваться отвлечённым размышлениям о тайных пружинах конфликта между Пандеей и Республикой, лёжа в болоте под прицелом лесных снайперов, занятие не только бесполезное, но и вредное. Республиканская граница здесь не охраняется, но она патрулируется вертолётами, которые время от времени появляются на всех участках этой границы. Вступать в бой с аэромобильным отрядом стражей пограничья Гаю Заару не хотелось ни под каким видом, и поэтому с нейтральной полосы, насквозь просматриваемой с любого направления, надо убираться, и чем скорей, тем лучше. Возвращаться назад (с тем, чтобы попробовать проникнуть на территорию Пандеи в другой точке) было бессмысленно: пандейская граница наверняка прикрыта на всём её протяжении, в этом Гай не сомневался, а на другом участке запросто можно столкнуться и с республиканскими пограничниками – не везде же они столь же беспечны, как здесь, в этом заболоченном редколесье, где на двести километров нет ни единой живой души (за исключением, конечно, стрелков, затаившихся в зарослях на пандейской стороне). Значит, надо идти вперёд (в конце концов, им непременно надо попасть в Пандею – зачем шли?), вопрос только в том, как это сделать. Искать в Пандее союзников и начинать с взаимного кровопролития – это не лучший вариант.
Гай приподнял голову, всматриваясь в зеленую стену деревьев там, на пандейской стороне. Ни звука, ни шевеления, лишь еле слышно журчит ручей, петляющий среди кочек. Однако Заар знал: в густой чаще сидят люди, они внимательно и недружелюбно следят за ним поверх винтовочных стволов, угнездившихся в развилках ветвей и готовых выплюнуть пули. И неважно, что людей этих не так много (их наверняка меньше, чем горцев): если дело дойдёт до драки, то на помощь пандейцев в разгадке тайны Ночной Смерти рассчитывать уже не придётся. И тогда Гай встал во весь рост и развёл руки в стороны, показывая, что в них нет оружия, и ощущая всем телом, какая у него тонкая кожа, и как легко она может быть пробита летящим свинцом.
– Мы не враги! – выкрикнул он. – Мы не имперцы!
– А кто же вы? – загремело в ответ. – Айкры или, может, мутанты? Не отягощай себя ложью – мы видим тебя, и видим, кто ты есть!
– Да, я гражданин Республики! – заорал Гай, надсаживаясь. – Но я беглый каторжник, а мои товарищи – горцы Зартака!
На той стороне озадаченно промолчали, и Заар, пользуясь минутой, нашёл глазами одного из Чтецов и кивнул ему. Птицелов понял его без слов: он поднялся и спокойно встал рядом с Гаем, плечом к плечу.
– Мы видим, – донеслось из-за деревьев. – Горцы – сами по себе, мы – сами по себе. Если вы хотели встречи, о ней надо было договориться заранее, а не красться по-воровски. Уходите – вам здесь нет пути.
– Мы не могли вас предупредить! – отчаянно закричал Гай. – Мы владеем слишком опасной тайной, и если пограничные вертолёты застигнут нас на нейтральной полосе, нам останется только умереть, сражаясь. Но вы, пандейцы, ещё пожалеете, что не приняли нас – вы пожалеете об этом, когда к вам придёт Ночная Смерть!
Невидимый собеседник молчал – похоже, он колебался. И тогда Заар выложил свой главный козырь.
– Передайте вашим правителям, – крикнул он безмолвной зелёной стене, – что я, Гай Заар, принёс слово Святого Мака! Передайте это вашему кёнигу Энгу и кёнигин-регентше Итане! Передайте, и позвольте нам дождаться их ответа на вашей земле. Мы разобьём наш лагерь на открытом месте – там, где вы укажете, – и будем ждать под прицелом ваших ружей, не сходя с места, даю слово приёмного сына народа Зартака!
